Шрифт:
Закладка:
– Знал, что я не откажу, – уже с досадливой злостью выдавливает она. Мне почему-то кажется, что еще немного, и она расплачется. Прежде чем я успеваю придумать комментарий или хотя бы шутку, Старшая поднимает на меня обжигающий взгляд и шипит: – А тут ты.
Кажется, до меня начинает доходить. И теперь я тоже чувствую себя неловко и хочу придушить Майора.
– Это он… не себе, получается, просил?
Мой желудок предательски громко урчит, и я даже прижимаю живот рукой, но Старшая все равно все слышит и укоризненно кивает.
– И, видимо, неспроста, – фыркает она. – Уж прости, официантка из меня никудышная.
Я отвожу взгляд, и смотрю на то, что осталось от обеда, сглатывая слюну.
– Ну… там пирожки есть, они, вроде, целые.
Уже порываюсь взять один из пирожков, который умудрился не полностью распластаться по полу, а упасть на него только краешком. Старшая ошалело таращится на меня и подскакивает с кровати.
– Ты с ума сошел? Там же осколки могут быть!
– Да там, вроде, нет…
– А если мелкие? Ты правда такой идиот, или прикидываешься? – восклицает она. Ответ ее, как водится, не интересует. – Неудивительно, что ты… – Ее голос резко обрывается. Всего на секунду, но я замечаю это и непонимающе хмурюсь. Старшая, конечно же, ничего не объясняет и продолжает, как ни в чем не бывало: – … заработал такую кличку. Тебе, похоже, все равно, что с тобой будет и насколько ты пострадаешь.
Она замолкает, а я не парирую. Что мне ей отвечать? Что просто хотел развеять неловкость? Это ей покажется не менее глупым, чем любое другое объяснение. Так какой смысл искать что-то удобоваримое и достойное?
– Если Майор так хотел, чтобы я пообедал, мог бы просто разбудить, – бурчу я. – Зачем такие сложности?
Старшая усмехается. Цеплять меня не собирается: похоже, слишком рада разрушению неловкого молчания между нами.
– Он нас подружить хочет, – объясняет она. Я и без лишних комментариев вижу, насколько гиблой идеей ей это кажется. – Вот и сводит. Сталкивает. Он почему-то решил, что мы с тобой похожи. – Последнее слово сочится ядом, и мне становится неприятно, хотя я тоже не считаю, что между нами со Старшей есть что-то общее.
– Он странный, – заключаю я.
– Он не странный, – не соглашается Старшая. Щеки у нее застенчиво рдеют, и она опускает глаза. – Он умный и проницательный… во многом. Но все иногда ошибаются.
– Но не все считают при этом, что могут раздавать приказы.
Старшая вспыхивает.
– Он ничего не приказывал! – заявляет она явно громче, чем нужно. – И вообще, – ее лицо кривится, – ты, что, тоже считаешь, что я во всем его слушаю?
– Я считаю, что ты имеешь полное право здесь не оставаться, если не хочешь, – выдаю единственный достойный ответ.
Она растерянно моргает и порывается встать, поэтому я поспешно добавляю:
– Но я не против, если ты останешься. Или сестра милосердия из тебя тоже никудышная?
Старшая хихикает. Я невольно трясу головой от непонимания: все никак не возьму в толк, какие шутки ее бесят, а какие смешат. Не знаю, зачем мне это знать, но почему-то интересно.
– Насчет сестры милосердия не знаю, но поднос уберу, – вздыхает она. – В конце концов, сама его уронила. Ты… вообще-то, не виноват.
Мне требуется пара секунд, чтобы переварить такое откровение.
– Вместе уберем, – киваю. – Не могу спокойно сидеть, пока другие работают.
– Можешь полежать, – ухмыляется Старшая.
– Чтобы ты мне это потом до самого выпуска припоминала?
Она снова смотрит на меня очень внимательно, будто пытается прочитать какой-то текст под моей кожей. Лично я – в полной уверенности, что под моей кожей никакого текста нет, поэтому от ее взгляда становится не по себе.
По счастью, она переводит внимание на устроенный ею же кавардак. Вместе мы кое-как собираем осколки на поднос и протираем пол висящим на кровати полотенцем, уверенные, что нам за это попадет. Чтобы не молчать в процессе, Старшая сбивчиво рассказывает мне о состоянии Нумеролога, которому, по ее словам, заметно полегчало уже за полдня пребывания под надзором Майора.
– Так что, как видишь, Казарма – не плохое место, – наставническим тоном заканчивает она.
– Угу, – пожимаю плечами. Спорить все равно не будет смысла.
– Ну а ты… как? – после неловкой паузы интересуется Старшая.
– Я?
До меня не сразу доходит, о чем она спрашивает.
– Ну да. Ничего не болит больше?
Молчу еще несколько секунд. Почему-то воспоминания о ледяной боли в груди очень неохотно выуживаются из памяти, и меня это удивляет. Неужели разум и вправду пытается их вытеснить? Я слышал о таком, но не думал, что это работает так быстро.
– Нет, все хорошо, – отвечаю. – Похоже, ты права: мне ничего не грозит. Может, я и безрассудный, но, судя по всему, везучий.
Старшая пожимает плечами. От нее исходит даже не скепсис, а полновесная горечь. Как будто она искренне уверена, что везучих не бывает. По крайней мере, здесь.
Глава 14. О сплетнях, приятных компаниях и ночных вылазках
СТАРШАЯ
Сорок седьмая комната шумит, охает и переговаривается: большинство ее обитательниц собирается в душ, как обычно, устраивая из этого феерию. Они всегда ходят туда группой, а тщательность и воодушевление сборов поражает воображение. Они собираются долго, минуты улитками ползут по стрелкам часов, издеваясь над Старшей, не принимающей участия во всеобщем безумии. Она сидит на своей кровати и терпеливо ждет тишины, всем своим видом говоря: «Меня здесь нет», хотя на деле ей хочется, чтобы не было остальных. Соседкам же нравится этот балаган, нравится, как он роднит их в приступе безудержного веселья. Отчего это веселье возникает и почему захватывает всех, кроме нее, – Старшей непонятно.
Как-то раз, жаждая понимания, она попробовала присоединиться к своим соседкам и пойти в душевую вместе с ними. Просто ввалиться туда в составе этой толпы, помыться, покудахтать и уйти. Что может пойти не так? – думала Старшая. Это была худшая идея из возможных: так неуместно она себя не чувствовала никогда. Ей с трудом удалось не броситься прочь из душа, но она пересилила себя и дождалась момента, когда сможет под предлогом «важных дел» покинуть комнату. В тот день она не возвращалась к соседкам до позднего вечера.
Уже после, – зарекшись снова пытаться играть в дружбу, – Старшая размышляла, отчего же у нее не получилось поймать и разделить всеобщее веселье. Соседки ведь неплохие девчонки,
