уверен может быть только Создатель, — тихо проговорил Мудров. — Я лишь могу сказать, что при осмотре женщины в положении и женщины, не вынашивающей дитя, видится совершенно разная картина. Конечно, при малом сроке эти изменения незначительные, но они всё равно имеются. И достаточно внимательный клиницист способен их определить.

Я ещё пару минут переваривал то, что он мне сказал. Это не стопроцентно, но чёрт подери, я тоже умею считать! И когда Лиза стала жаловаться на тошноту по утрам, первое, что пришло мне в голову, у нас будет ребёнок. А потом она выкинула меня из спальни, заявив, что у неё женские дни и всё плохо.

— Вы хотите сказать, Матвей Яковлевич, что кто-то убил моего неродившегося ребёнка? — тихо спросил я, тщательно выговаривая каждое слово.

— Я не могу утверждать, что это было всё-таки намеренное деяние. Возможно, простая случайность, но почти уверен, что её величество потеряла дитя из-за болиголова, — твёрдо ответил Мудров.

— Вы ей… — я запнулся, а потом быстро проговорил, — вы ей сказали?

— Нет, ваше величество, — он покачал головой. — Я не решился. Тем более, что её величество даже не поняла, что произошло.

— Не говорите ей, — я смотрел на него, не мигая. — Не стоит Елизавету Алексеевну расстраивать.

— Да, ваше величество, я понимаю, — Мудров коротко поклонился.

— Я попрошу вас сейчас ежедневно осматривать её величество. Такие потрясения для организма женщины всё-таки не проходят даром.

— Разумеется, ваше величество, я всё сделаю, как нужно, — ответил доктор. — Я могу идти? Мне хотелось бы осмотреть работников кухни и поваров. Возможно, что-то удастся выяснить.

— Идите, — отпустил я его, глядя, как он уходит.

Дверь кабинета закрылась, и я долго смотрел на неё. Хотелось запустить в стену что-нибудь тяжёлое, лучше хорошо бьющееся, вот только в кабинете таких вещей не нашлось.

В комнату проскользнул Кириллов. По выражению моего лица он понял, что произошло нечто плохое.

— Ваше величество, — осторожно произнёс Степан. — Вам что-нибудь надобно?

— Кого-нибудь убить, — совершенно честно ответил я, невидящим взглядом глядя на стену. — Или вазу какую разбить. Говорят, это тоже помогает.

— Вам принести сюда вазу, государь? — Кириллов, мягко говоря, удивился.

— Нет, не стоит, — я покачал головой и подошёл к окну. Трое слуг теперь пытались стащить сундук Нарышкиной, но у них это весьма плохо получалось. — Мне даже любопытно стало, что же она туда насовала, — пробормотав это, я повернулся к мнущемуся Кириллову. — Разбирай вещи, Степан. Только бога ради не вытаскивай абсолютно всё. Надеюсь, что мы всё-таки здесь надолго не задержимся и очень скоро продолжим путь.

Отдав распоряжение, я вышел и сразу же столкнулся с Николаем. Мальчик вопросительно смотрел на меня, и я, не зная, как оправдаться перед ребёнком за обманутые ожидания, присел на корточки, чтобы быть с ним примерно одного роста.

— Коля, я внезапно почувствовал себя нехорошо, — сказал я, даже не пытаясь улыбаться. — Поэтому мы немного здесь задержимся. Но я помню, что обещал взять тебя в седло и не изменю своему слову. Немного позже, Коля, придётся подождать.

— Саша, у тебя что-то болит? — Николай нахмурился, и на его лице отразилось искреннее беспокойство за старшего брата.

— Голова. Всего лишь разболелась голова, — я демонстративно дотронулся до лба. — Но так ехать нельзя, можно из седла вывалиться и сломать себе шею. А самое главное, я в этом случае тебя могу уронить.

— Тебе сильно больно, Саша? — маленькая ручка легла поверх моей, всё ещё лежащей на лбу.

— Это пройдёт, — я очень легко улыбнулся, чтобы успокоить брата. — Иди к Мише и Николаю Ивановичу. Скажи им, что мы пока никуда не едем.

— Да Мише всё равно, он же ещё маленький, — скривился Коля. — А Николаю Ивановичу надо сказать, а то он волноваться будет.

— Правильно, ты-то в отличие от Миши уже совсем взрослый, так что иди, — поднявшись, я потрепал его по голове, и Николай убежал, чтобы сообщить новость Новикову и нашему младшему брату.

Я же собрался уже идти к Елизавете, но тут ко мне подбежал Нарышкин. Сопровождающий меня гвардеец встал у него на пути, не давая подойти слишком близко.

— Ваше величество, позвольте мне с вами поговорить? — Нарышкин заломил руки.

— Что вам угодно, Дмитрий Львович? — спросил я, чувствуя, как подступает глухое раздражение.

— Мне только что сообщил этот ваш Сперанский, что мы на какое-то время остаёмся в Твери, — Нарышкин перевёл дух.

— Да, а что в этом есть какая-то проблема? — я невольно нахмурился.

— Нет-нет, что вы, ваше величество. Просто моя жена в положении, — быстро ответил он. Я же вовремя прикусил себе язык, чтобы не ляпнуть что-то вроде: «От кого?», учитывая слухи, в которые меня посвятил сегодня Кириллов.

— Я вас поздравляю, Дмитрий Львович, если это всё, что вы хотели мне сообщить…

— Ваше величество, ради бога, простите меня, — Нарышкин снова попытался приблизиться, и снова ему не позволил сделать это гвардеец. — Я просто хотел просить вас, нет, умолять… — он на секунду замолчал, прервав самого себя на полуслове, а затем продолжил. — Мудров может осмотреть Марию Антоновну? Ей несколько дней было нехорошо, и мы рады, честно говоря, что остаёмся на некоторое время.

— Так просите об этом Мудрова, почему вы решили отвлечь меня с подобной просьбой? — я вскинул брови.

— Ну так я же… — он нахмурился, потом хлопнул себя по лбу. — Да, конечно, ваше величество, я не подумал. Разумеется, я сам обращусь с просьбой к доктору.

— Обратитесь, — довольно равнодушно заметил я. — Вот только думаю, что если до сих пор не произошло ничего непоправимого, то и не случится, и ваша супруга порадует вас сыном или очаровательной дочерью.

— Я на это тоже надеюсь, — Нарышкин поклонился, быстро развернулся и направился по коридору в сторону выделенных двору комнат.

— Надо намекнуть Мудрову, чтобы усилил наблюдение за женщинами в положении. В конце концов это его тема, и они одни из немногих, кто подвергался опасности. Ну, за исключением Кочубея, но там совершенно непонятный случай. Как он мог продолжать есть эту дрянь? Особенно после того, как ему плохо стало? Всё-таки людская душа — потёмки, — пробормотал я,