– Если тебя что-то не устраивает, ты всегда можешь продать свою долю. Например, Маргарите Токаревой. Она давно ждёт твоего предложения. Уж поверь, без тебя тут хуже не станет.

– Ни за что! Марго, ты понимаешь, что ставишь под угрозу репутацию отеля? Нас могут лишить звёзд! А это – катастрофа!

– Не преувеличивай, – покачала я головой. – Этого точно не случится. Но да, согласна, мне следовало предупредить о новых гостях. Ты имеешь право знать, что тут происходит. Поэтому сообщаю, что рекламу у Тарасенко мы закупать не будем.

– Что? – Виктор сжал кулаки. – У тебя совсем крыша съехала? Маркетинг договаривался с ней за три месяца! Мы зря стояли в очереди?

– Получается, что зря. Но отелю не нужна реклама от блогера, который оправдывает домашние побои! Ты, вроде, о репутации говорил, как раз!

– Ты начинаешь говорить как эти… Феминистки!

– Пусть даже так! Но я своё решение менять не собираюсь!

– О-о! Вот до чего доводит жизнь без мужика! – ядовито усмехнулся он. – Может, хочешь уединиться? Мой член скучает по твоему ротику.

– Пошёл вон отсюда, – с отвращением в голосе прошептала я. – Я на это дерьмо больше не поведусь. Пусть жена тебя обслуживает по самые гланды.

– Да как ты смеешь? – вскипел Виктор. – Я тебя с помойки подобрал, а ты?

– Только я не на помойке себя нашла. Вот так несовпадение! До свидания, Виктор Александрович.

– Дура! – истерично закричал он и хлопнул дверью. А я задумалась. Пётр сегодня выходной. Значит, обо всём ему доложила Юля. Всегда знала, что ей не стоит доверять.

Минут через двадцать в дверь кто-то постучался. Я подумала, что Виктор вернулся извиниться, но здравый смысл эту версию сразу же опроверг. В кабинет вошла Алина.

– Что тебе? – с порога спросила я.

– А что так грубо? – взмахнула Алина руками. – Я с миром.

– Слушаю.

– Я хотела сказать тебе «спасибо» за девочек. Не ожидала, что ты такая смелая.

– Ничего особенного, – махнула я рукой. – Не могла же я их всех оставить на улице.

– И ещё я услышала, как мужик в костюме говорил с кем-то по телефону о тебе.

– А вот тут поподробнее!

– Минут пятнадцать назад я спускалась по лестнице и увидела, как он выскочил из твоего кабинета. Он подошёл к перилам и кому-то позвонил. Жаловался, что ты устроила в отеле бардак и вопрос нужно решать, как можно скорее.

– Какой вопрос?

– А вот этого я не знаю. И он сказал, что-то типа «пора от неё избавляться».

– Это мы ещё посмотрим, кто от кого избавится, – хладнокровно ответила я. – Спасибо за информацию.

– Марго, ты не передумала насчёт Шнайдер?

– В каком плане? Формально, я не самый важный свидетель для следствия. А давить на тех, кто был там в ту ночь, я не собираюсь.

– Но мы же обе знаем, что случилось на самом деле!

– Отнюдь. Я ничего не знаю, – спорила я. – Всё решит суд. Тут я бессильна. У тебя всё?

– Да, – сдалась Алина.

– Так за работу!

– Стоп, я здесь не работаю уже два дня!

– Ах, да, точно! – я театрально рассмеялась. – Но тебе же нужны деньги?

– Даже если так, то что?

– Ты меня сегодня тоже приятно удивила. Я готова принять тебя на ставку моего ассистента. Для начала будешь курировать зону кризисного центра и решать некоторые организационные вопросы.

– Пытаешься задобрить? Чтобы я больше ни слова не сказала про Шнайдер? Ну уж нет!

– Делай, что хочешь. Я больше не собираюсь тебя в чём-то ограничивать. Не думаю, что ты что-то сможешь поменять. Журналисты оборвали нам телефоны, отель комментариев не даёт. Но почти все хотят услышать только одно. Что Шнайдер – проститутка, а Никифоров – оступившийся бедолага.

– В чём подвох?

– Подвоха нет. Мне сейчас, на самом деле, нужна надёжная правая рука. А в этом мире из мудаков ты пока наименьшее зло.

– Спасибо за комплимент, – нервно хихикнула Алина. – Я принимаю твоё предложение.

– Так, соблюдай субординацию. Не «твоё», а «ваше».

– Хорошо, босс.

– Завтра жду к одиннадцати. Около кабинета.

– До завтра!

Я махнула Алине рукой, будто и попрощалась, и выпроваживала. В голове проскользнула мысль, что в последнее время я редко остаюсь наедине сама с собой. Поэтому, пока ещё не начало темнеть, мне захотелось просто пройтись по городу, ни о чём не думая. Двухдневные ливни закончились, солнце заботливо пригревало, касаясь поверхности ещё не просохших луж. Я шагала вниз по улице. Минуя «Медного всадника», вышла на набережную. Влажный воздух и духота. Но меня она только радовала. Мне всегда нравился петербуржский климат. И, хотя он совсем не отличался от Петергофа, откуда я родом, только переехав сюда, я обрела настоящую гармонию. Да и кого я обманываю? Гармония – это иллюзия. Редкие моменты комфорта и гедонизма – ещё не есть то состояние, когда душа обретает непоколебимый покой. Всегда найдётся тот, кто это нарушит. Доведёт до очередного отката и оставит в неизвестности. И тем больнее, когда так поступают близкие люди.

Сама того не замечая, я добралась до Спаса-на-Крови. Бешеной волной нахлынули детские воспоминания. Мне шесть, я иду за руку с папой и ем стаканчик пломбира. Мать – поодаль от нас. Смотрю на храм, и говорю родителям, что он похож на большой пряничный домик. Они смеются. Они счастливы. И я с ними.

Всё бы, наверное, так и было, если бы папу тогда не подкосила опухоль. Он сгорел, когда мне исполнилось десять. И мать раздражало то, что я плачу по нему больше, чем она сама. Это странно, но она всегда ревновала к отцу. Хотя, сразу после его смерти начала искать мужа, и через год они обвенчались с Кареном Оганесяном.

Остановилась у моста. Воспоминания зашли слишком далеко. Прошлое всегда тянуло меня вниз непокорной гирей, хотя его осколки едва ли способны задеть сейчас. Но время от времени приходится сталкиваться с прошлым лицом к лицу. Как по расписанию, раз в месяц. Понедельник, утро, дом престарелых и беспомощное тело матери.

13. Алина

На радостях я спешила домой, чтобы скорее поведать Ганже хорошую новость. Деньги заканчивались, на зарплату кассира в Пятёрке мы бы вряд ли долго протянули. Марго же предлагала сорок тысяч с премией на первое время. Это устраивало за глаза.

Когда я вернулась, он опять спал. Терпкий перегар царапал нос, хотя вечером Ганжа говорил, что ушёл на смену. Я аккуратно села на диван, боясь разбудить. Тот снова закатил бы истерику. Но где Ганжа мог напиться, история умалчивала. Прошёл час, другой, пока я бесполезно рылась в