– Да не боись, боец, – утешал я его, – никто в тебя стрелять не станет, ты ж не немец. Нужно отрыть небольшую ямку, в ней и будешь хорониться. Как закончу стрельбу, крикну тебе, только тогда и вылезай. Берешь мишень и несешь мне. Все просто, понял?

– Да, вашбродь, – неуверенно ответил возрастной фронтовик.

Вот так и стреляли. Рядовой, опасаясь получить от меня пулю, выкопал чуть не траншею, в которой мог принять позу для стрельбы стоя, причем с лошади. Я его не ругал за это, ибо мне это никак не мешало, а раз ему так спокойнее, то дело его.

Два дня из положенных семи занимался пристрелкой. А что делать, если отбор кандидатов затянулся. Так уж тут все устроено, что приказ на отбор метких стрелков разослали по всему полку и ждали, когда командиры подразделений выберут таковых стрелков. Через два дня мне это надоело, в смысле ждать, поперся в штаб полка. Начштаба выслушал меня, но развел руками, объясняя, что никак повлиять на это не может. Но обещал все же поторопить ротных и взводных. Видимо, все же что-то сошлось на небе, так как на третий день на стрельбище начали прибывать люди. Как и просил, набирали всех, не только молодых, но и мужичков в возрасте. А что, многие имеют такой опыт, что дадут фору любому новику. Исключение одно – казаки. Это были храбрые и умные воины, но абсолютно не терпящие над собой командиров. Имею в виду командиров не из казаков. Зачем нам эти дрязги? Да и еще казаки воюют за то, что видят. За свободу, за трофеи. Тут у нас с этим будет нежирно. Так же пришлось поспорить насчет вооружения. Я приверженец короткоствола. То есть считаю, что пистолет или револьвер должен быть у каждого бойца снайпера. А если честно, я бы и простым пехотинцам раздал, все лучше будет. Личное оружие сейчас какое? Винтовка со штыком. Куда с ней в окопе или в доме каком-нибудь? Я свой первый бой здесь помню, как меня трупами завалило и еле откопали именно из-за винтовки, которой я зацепился за тела, а мог еще и ноги переломать. При штурме окопов врага так же важно иметь возможность быстро уничтожить противника. Кто тебе даст время перезаряжать винтовку, да еще и махать ей? А пистолет выхватил и стреляй. Вот и спорили с Марковым, могу гордиться, переубедил. Были, правда, еще кинжалы и сабли, но почему-то не у всех, пока не разобрался в этом, но как мне думается, оснащают здесь так, как могут. Иного понимания нет, ибо различия видны, но никто не объясняет, почему эти самые различия вообще есть.

– Я из такой фузеи не стрелял, – на мою просьбу показать, что умеешь, ответил один из солдат.

Прибыло ко мне всего шесть человек, но и то хлеб, хотя я просил минимум в два раза больше. Четверо были пацанами примерно моего возраста, один лет под тридцать, а последний, ха, думал, вообще старик. Мужику сорок пять, это я выяснил при знакомстве, у него уже вторая война и опыта не занимать. Вот ему и предложил воспользоваться винтовкой.

– Да тут все точно так же, как и на «мосинке», просто привыкнуть нужно. Пробуй!

Первые стрельбы производили без прицелов, нужно же посмотреть, кто на что способен. Хороший стрелок, понимает оружие выстрелов через двадцать, это примерно, конечно, кто-то может и с трех понять. Еще после пары сотен начинает стрелять уверенно. Так вот, одного молодого отсеял сразу, как его выбрали-то? Сразу смутила его нерешительность и нерасторопность. Ведь служивому человеку всегда сразу видно, знаком ли человек с оружием или нет. Этот настолько неумело держал в руках хоть и неизвестную ему ранее, но все же простую винтовку, что я даже морщиться начал. А уж как стрелять стал…

– Парень, может, ты и хорошо стрелял в своем подразделении, но почему ты боишься винтовку? – спросил не просто так. Он стреляет с закрытыми глазами. Перезаряжает оружие и роняет его, патроны постоянно падают из рук, только успевай кричать, чтобы собирал.

– Я боюсь… – похоже, честно признался парень.

– Чтобы не бояться своего оружия, его нужно любить. Ты же видел, остальные, приняв винтовку, сразу сделали разборку и осмотрели детали, каждую для порядка почистив. Оружие, как и женщина, любит ласку и смазку!

Ржач стоял такой, что я вначале даже не понял, на что смеются. Лишь через минуту до меня дошло, что так здесь не говорят, слишком похабно, по нынешним меркам. Но народу шутка зашла, не раз позже буду ее слышать.

Ломать людей я не собирался, поэтому отправил парня назад, в полк. С остальными, думаю, будем работать. Пока ни о какой тактике речи не было. Мне дали время только на то, чтобы я собрал людей, научил их стрелять из неизвестного им пока оружия, ну и был готов сесть в траншею. А вы как думали, меня отпустят на вольные хлеба, свободным охотником? Фиг там, командование придерживалось английской тактики, дескать, она отработана и зачем что-то менять, если оно работает. Свое несогласие высказал обтекаемо, заявив, что таким образом снайперы используются не совсем по назначению, я вижу наши действия несколько шире. Плюс то, что во время артобстрела их могут накрыть, а снайпер это уже не простой пехотинец, все же его обучать нужно и просто так транжирить хоть и «липовых» пока, но все же хороших стрелков? Пока приказали ничего не менять. Инициатива, думаю, будет наказуема, поэтому торопиться не стану. Делают из нас так называемых «Марксманов», вот и будем со всеми вместе в окопах сидеть, только стрелять точнее.

– Вашбродь, а зачем нам эти халаты? – солдаты с удивлением восприняли идею нарядиться в белые маскхалаты. Нам их поставляли централизованно, ничего колхозить не пришлось.

– Вы разве не видите, что вокруг снег? – спокойно спросил я. Вообще, за время, что я провожу в тесном общении с бойцами, учил их многому, но и сам учился. Господи, сколько элементарных, казалось бы, вещей не знают местные люди! А сколько не знаю я, об их жизненном укладе, порядках и привычках? Оказалось, я вообще ничего не знал. Вот и удивляли друг друга, порой переходя на крик.

В ноябре мы доложились о том, что готовы. Да-да, после той недели, что дал мне комполка для набора людей, нам утвердили порядок занятий, освободив теперь уже моих подчиненных от прежних обязанностей. Вот тут я развернулся. Сутками напролет, я заставлял людей ползать по грязи, причем делать это как можно незаметнее. Специально просили людей из различных подразделений, для чистоты эксперимента, чтобы пытались нас разглядеть при выходе на позицию и уходе с нее. Тяжело было мужикам, но я «пахал» вместе с ними, поэтому ворчали не так чтобы очень. Зато уже через две недели начало что-то получаться. С маскировкой пока туго. Дело осложнялось еще и тем, что местность перед нашим полком была разная. Где-то был лесок, а где-то и возвышенности, что здорово усложняло обзор и наблюдение. Зато начала развиваться здоровая инициатива. Кто-то предлагал занять позицию на дереве, ну, а что, ведь с него реально видно лучше, только использовать такого верхолаза лучше как простого наблюдателя, а то быстро заметят и снимут. Кто-то указывал на пригорок, с которого будет легче вести огонь во фланг, если начнется наступление. А атаки противника нет-нет да и происходили. Отбиваться в траншеях легче, конечно, чем самим идти вперед, но немцы ведь не просто идут на наши позиции, теряя своих солдат. Регулярно вся ширина обороны нашего полка подвергается серьезному артиллерийскому обстрелу. Тяжело, очень тяжело в таких условиях. Ведь все позиции давно пристреляны, немцы знают каждый метр нашей обороны, вот и прячутся солдаты в окопах так, чтобы и не пострадать при обстреле, и одновременно быстро занять позиции при его окончании.