понять бы, как достучаться до Вари, не привлекая внимания бабушки. Собаки тоже не было, что с одной стороны, плюс, а с другой — собака могла бы позвать Варю вместо меня.

Мудрить не стал, прошёл в палисадник, постучал тихонько в окошко. Приглушённые голоса, звучавшие за стеклом, тут же затихли. То-то же они удивились, наверное. Мелькнула отдёргиваемая штора, я благоразумно спрятался в сторонке, чтобы не попасться на глаза бабушке, и через какое-то время заскрипела входная дверь.

— Кто там? — раздался скрипучий старушечий голос.

Вот же засада. Я надеялся, что выйдет Варя.

— А можно Варю на пару слов? — крикнул я из-за палисада.

Тишина. Я успел было подумать, что зря вообще попёрся сюда, наоборот, сделал только хуже, но нет. Тишину прорезал строгий зычный крик.

— Варвара! К тебе пришли, выйди, посмотри, кого там принесло на ночь глядя… — произнесла бабушка.

Чувствую, разговор выйдет не самым приятным. Я ждал, переминаясь с ноги на ногу и кутаясь в тонкий пиджак, после захода солнца температура ощутимо упала, настолько, что изо рта вырывались облачка пара.

— Иду! — послышался звонкий голосок Вари.

Через мгновение она уже выглядывала из-за калитки, одетая в простой цветастый сарафанчик и потрёпанную домашнюю куртку не по размеру.

— Саша? Что случилось? — обеспокоенно спросила одноклассница.

Ответить я не успел.

— Варя, кто там⁈ — требовательно спросила бабушка.

— Это Саша, одноклассник! — отозвалась Варя.

— Математик который? Так пусть заходит, зябко на улице! Чаю хоть попьёт! — подобрела бабушка.

Варя метнула в меня убийственный взгляд.

— Не-не, какой чай, — пошёл я на попятную. — Я на пару слов…

— С бабушкой спорить бесполезно, — процедила Варя. — Пошли.

Я и впрямь замёрз, пока ждал её, так что предложение принял с удовольствием. В сенях она резко остановилась, больно ткнула меня пальцем в грудь.

— Веди себя нормально, понял? — прошипела она.

— Понял, понял, я на пару слов буквально, — тихо сказал я.

— Ага, разбежался, — фыркнула она. — Сейчас допрашивать тебя будет.

Мы вошли в дом, из которого на меня дохнуло теплом и уютом. Убранство заметно отличалось от типичных крестьянских изб, в лучшую сторону, пахло чем-то вкусным, тихонько бубнила радиоточка. Бабушка Вари, оказавшаяся высокой статной седой женщиной, встречала меня подозрительным холодным взглядом. Язык не повернулся бы назвать её старушкой или как-то ещё в этом духе, несмотря на то, что с виду ей было уже за шестьдесят.

— Здравствуйте, — произнёс я.

— Здравствуйте, — кивнула бабушка.

— Бабуль, это Саша, мой одноклассник, Саша, это моя бабушка, Елизавета Константиновна, — торопливо познакомила нас Варя.

— Очень приятно, — произнёс я, хотя на самом деле мне хотелось поскорее уйти.

— Так, и что же вас привело сюда в такой час? — спросила Елизавета Константиновна.

Я вспомнил вдруг, что она чувствует ложь, и решил не скрывать ничего. Ну, может, всего лишь немного вывернуть факты.

— Предупредить Варю… Гм… Что меня завтра в школе не будет, — сказал я.

Елизавета Константиновна степенно кивнула.

— Чаю? Впрочем, это не обсуждается, вы совершенно точно замёрзли, — определила она. — Вон, уши уже посинели. Варвара.

— Сделаю сейчас, — буркнула Варя, явно недовольная моим поздним визитом.

Меня усадили за стол, накрытый кружевной скатертью, Варя выставила угощение, пряники в стеклянной вазочке, вишнёвое варенье, печенье из песочного теста.

— Не стесняйтесь, Саша, — произнесла Елизавета Константиновна.

— Я и не стесняюсь, спасибо, — ответил я.

Дома у них было уютно и хорошо. Кухню-гостиную, в которой мы сидели, от жилой комнаты отделяла шторка-дождик из крупного разноцветного бисера. Русской печи, к моему удивлению, в доме не оказалось, зато в стену была вмонтирована железная, чёрная, прямо как у нас в бараке. Газплита, такой же красный баллон, рукомойник в углу. Полочка в красном углу, прикрытая полупрозрачной занавеской, за которой угадывались иконы.

— Да, это иконы, — проследив за направлением моего взгляда, произнесла Елизавета Константиновна. Будто прочитала мои мысли. — Вас это не смущает, Саша?

— Нет, нисколько, — сказал я.

Бабушка Вари своей статью и выправкой почему-то напоминала мне пожилую дворянку или преподавательницу института благородных девиц. Стало ясно, почему и Варя постоянно держит спину прямой. Я и сам невольно выпрямился, дабы соответствовать.

— Тебе с сахаром? — спросила Варя, оборачивая ручку эмалированного бежевого чайника полотенцем, чтобы не обжечься.

— Нет, спасибо, — сказал я. — Варь, ты извини, если вдруг…

— Ничего, — торопливо сказала она. — Наоборот… Спасибо, что предупредил.

Чай мне подали в маленькой фарфоровой чашечке из старого, похоже, ещё дореволюционного сервиза. Он оказался обжигающе горячим, и я долго грел руки, обхватив чашку обеими ладонями.

— Варя говорила, что ты в больнице лежал, — сказала Елизавета Константиновна. — Сейчас-то, надеюсь, всё хорошо?

Даже так, они и такое обсуждают между собой? Немного неожиданно.

— Да, более-менее, благодарю вас, — сказал я. — Иногда провалы в памяти до сих пор, а в остальном хорошо. Вот вижу кого-нибудь, лицо вроде знакомое, а вспомнить не могу. Спасибо Варе, помогает, напоминает, иначе я даже не знаю, что бы делал.

Варя спрятала улыбку за чашкой с чаем. Елизавета Константиновна тоже благосклонно улыбнулась. Я поглядел на угощения, остановил свой выбор на прянике, чтобы поменьше крошить на стол. Атмосфера царила вполне себе дружеская, вечернее чаепитие в кругу близких, хотя я всё равно немного чувствовал себя не в своей тарелке. Особенно когда Елизавета Константиновна пристально наблюдала за каждым моим движением или словом, будто мысленно меня оценивала.

— Ваша мама… На молокозаводе работает, ведь так? — спросила вдруг она.

— Да, — сказал я. — Целыми днями там. Мы с сёстрами помогаем по мере возможности. Вот завтра и едем… На картошку.