Достигнув совершеннолетия и получив рыцарство по блату, мальчишка взял в оруженосцы Пегги. Ничего особенного, простолюдины вполне могут быть оруженосцам, но… Женщина? Очень странно, что лорд позволил. Нет, конечно, нигде не сказано, что оруженосцем должен быть именно мужчина, но обычно это само собой подразумевается. Братство по оружию, особая связь, все такое. Это примерно как поставить корову на роль быка-осеменителя. Вроде нигде не запрещено, но как-то странно.

Неужели лорд не боялся, что сынок бастардов наплодит? «Оруженосец»-то весьма симпатичный. Ну, если бицепсы не отпугивают…

— Мятеж Холма вспыхнул неожиданно. Лорд-отец убыл на юг, поднимать собственных знаменосцев, а нас отправил на север, в Живанплац, подтвердить лояльность его присяги. Но… Вы же слышали? Замки и города падали один за другим. Не было ни осад, ни штурмов — все просто сдавались Молочному Холму! Лорды, вместо сражений, переходили на сторону мятежников, а если и не меняли знамен, то возвращались в родовые земли, распуская войско. Несколько мелких стычек и пара сражений не в счет. Живан Мюрат полагал, что у него полгода на сбор знамен, но не оказалось и трех месяцев.

— Мда, я тоже думал, у меня лет пять в запасе…

Живанплац стоял на самом берегу моря, окруженный аж тремя секциями стен. Город считался неприступным даже в теории, а потому, когда на горизонте замаячили красные знамена и телеги с деталями «мантикор», Мюраты только покрутили пальцем у виска и приказали расчехлить свои.

Зря.

Осаждающие не захотели играть в артиллерийские дуэли, а предпочли морской бой — днем ковыряли в носах, а ночью выкатывали баллисты и лупили куда попадет. Промахнуться по огромному городу сложно, точно так же, как попасть хрен пойми куда в ночной мгле. Кучу деревянных рельс проложили и катали «мантикоры» вечером на позиции, а поутру, обратно, за пределы досягаемости. Просто, подло, со вкусом.

— Так продолжалось три ночи, покуда бревно не прилетело в башню и не накрыло обломками одну из конюшен. Страшный урон, до полсотни рыцарских скакунов и даже несколько титанов раздавило. Объявили вылазку… Собрали всех, у кого нашелся доспех и сносная лошадь. Великий лорд самолично одоспешился и возглавил эскадрон. Наших с Тристаном кобыл реквизировали в пользу гвардейцев. Мы… Не подошли.

Рейд начался перед рассветом. Втихую просочились за ворота, благо в Живанплаце их аж десяток, собрались, выстроились, двинули и… Никто не вернулся. Засада. То ли из города кто-то настучал, то ли заметили, как строятся, а может просто не повезло, бог его знает.

И так большие и важные Мюраты, что держали в кулаке весь Западный предел аж со времен распада империи, оказались вынуждены встать раком перед своим же вассалом. Оборонятся дальше смысла не было, пришлось послать делегатов.

— Поединок. Как прописано в Гранд-коде. По чемпиону с каждой стороны и до первой крови. Из всех рыцарей избрали Тристана, а от Холма выставили какого-то северянина даже без доспеха. Тристан ему задал… Вышел и заставил этого поддонка пожалеть, что тот родился на свет, но…

Поединок был красив, стремителен и ожесточен. По словам Пегги, конечно. Однако итог закономерен. Северная туша, ростом на три головы выше парнишки, втащила тому в челюсть, отправив в нокаут.

— Смех! Хохотали все и на стенах и под стенами! Потешались, голосили, едва не подвывали от восторга… Подонки. А ведь он подлостью взял! Кулаком в зубы… Тристан за мечом же следил!

— Ладно, можешь не продолжать.

И так все понятно, пацана избрали не для победы, а для позора. Специально такого подбирали, чтобы точно проиграл, ибо «молочники» бы поражения точно не стерпели. Аристократы крайне щепетильны в вопросах престижа вот устроили шоу, сливая парнишку. Они и без всяких поединков проиграли, а весь цирк провели чисто чтобы оправдание заиметь, мол, все по законам, мы не виноваты, просто не того выбрали. Он же не Мюрат, чего его жалеть.

Фигня, конечно, даже крестьяне все понимают, но внешние приличия должны быть соблюдены.

Серина заворчала:

— Это тебе все понятно, а вот у меня…

— Ладно, вот спойлеры — в конце парнишка повесился. Из-за позора. Или может отец казнил, чего-нибудь такое. Я угадал?

Пегги нехотя кивнула. Аптекарь приложилась к вину и пожала плечами:

— Не самая искрометная история, но я еще полна надежды. Теперь к интересному… Самналит, что ты скажешь?

— Замполит.

— А еще? Ведь по лицу вижу, что-то в этой истории тебе…

— Можешь сказать свои мысли. — Пегги отвернулась к костру. — Я не возражаю.

Ну, раз никто не против…

— Она его любила. Тристана своего.

— Это я и сама вижу!

— А он ее нет.

— Тоже известно, достаточно на нее поглядеть. А еще?

Я посмотрел на Пегги. Она нервно теребила кусок сыра, словно боясь услышать правду.

— Он ее не любил потому что был… Кхм. Ну, он родился под «голубой луной». Не поняла? Ну, имел интерес к графу Пер’Даччело? Господи, да «не по девочкам» он был! Чтож все такие тугие…

Брюнетка вскочила с места, сжимая в руках нож и глядя на меня с такой злобой, что я аж испугался. Но ничего. Стерпела. Села на место и быстро утерла лицо, скрывая выступившую слезу.

— О-о-о! Вот теперь понимаю… Вот теперь интересно! Леди-оруженосец влюбленная в сира-мужеложца… Не пойму, это драма или комедия?

— Молчи.

— Сама молчи! Раз такая скудоумная, что влюбляешься во всяких грязных извра…

— Молчи!!! Ни слова от тебя, ясно?! От вас обоих!

Серина брезгливо плюнула и, объявив, что ей срочно надо отмыться от такой гадости, ушла к пруду, не удостоив Пегги взглядом. К «нетрадиционным ценностям» в Западном пределе относились без особого одобрения. Но это еще ничего. По слухам, те же северяне за такое вообще на кол сажают. И отнюдь не кожаный.

Из-за этой «особенности» у Тристана Пегги в замок и взяли. Видать, мальчишка с самого детства проявлял наклонности, оттого его ровесники сторонились. А дочка кузнеца стала единственной девочкой, к которой он проявил интерес — вот лорд за нее и ухватился. Он не боялся бастардов, а отчаянно их желал, делая все, чтобы парочка уединилась где-нибудь на сеновале. Чтобы сын «излечился», если это можно так назвать. И Пегги все это прекрасно осознавала…

Потому она до сих пор предпочитает мужскую одежду и стрижку — привычка. Всю