Шрифт:
Закладка:
Ксю засыпает буквально через три странички книги. Я поглаживаю дочку по волосам, наблюдая за тем, как сладко она спит.
Всегда раньше меня одолевала тревога, когда я вот так вечером лежала в комнате у дочери, ведь в любой момент мог вернуться Игорь и начать высказывать мне, почему я не должна приучать дочь спать или засыпать со мной.
Наверное, это стало привычкой, поэтому сейчас я тоже тревожусь, хотя прекрасно понимаю, что Игорь не придет…
Интересно, сколько времени требуется человеку, чтобы привыкнуть к тому, что он больше не находится в абьюзивных отношениях? Полгода? Год? Целая жизнь?
Как же всё изменилось…
Бесшумно поднимаюсь с постели и подхожу к окну. Смотрю на двор, освещенный уличными фонарями. Вдруг один из фонарей начинает мерцать, а потом резко гаснет. Что если и у нас всё вот так вот временно? Сейчас сияет, а потом погаснет.
Что если ничего не получится? И этот крохотный отрезок времени, в течение которого я буду чувствовать себя с дочкой в безопасности, возьмет и резко оборвется? Что будет тогда?
Чуть слышный стук в дверь выдергивает меня из собственных мыслей. Резко оборачиваюсь, запахнув полы халата, после чего иду к двери и буквально презираю себя за то, что в очередной раз страх одолевает меня. Кажется, будто за дверью стоит Игорь. И сейчас он схватит меня за шею и начнет душить за то, что сбежала вместе с его дочерью.
Но, разумеется, за дверью вовсе не Игорь.
— Максим Константинович. Вы приехали…
Взгляд Торецкого скользит по моему халату, но довольно быстро возвращается обратно к лицу.
Мы сегодня всё же съездили в магазин вместе с охранником. Я купила просто что-нибудь на сменку и домашнюю одежду. Больше не хотелось тратить деньги.
— Нужно поговорить. Жду тебя на кухне, — отвечает Торецкий и, возможно, машинально заглядывает мне за плечо, где сопит Ксюша. — У вас всё в порядке? Нормально обосновались?
— Да, — киваю. — Спасибо большое.
— Отлично. Значит на кухне через пятнадцать минут. И прихвати все документы, которые у тебя есть.
С трудом проглотив вязку слюну, я захожу обратно в спальню и начинаю перебирать сумку. Документы в основном мои, и есть фото некоторых документов Ксюши. Надеюсь, это подойдет.
Получается, Торецкий что-то придумал, раз ему понадобились документы.
Возможно, это поможет нам с дочкой окончательно освободиться от тирании мужа.
И вообще… мне больше не надо даже в мыслях называть его мужем… Я не хочу.
Пусть он будет просто Свиридов.
Да…
А если Торецкий поможет нам навсегда избавиться от этого ужасного человека, то я обязательно поменяю фамилию. И себе, и Ксю. Возьму свою девичью. Зинина. Анна Зинина. Ксения Зинина. Здорово?
Почему-то в мыслях проскальзывает сочетание Анна Торецкая. Что за бред? Даже щеки жаром обдает. Красиво, конечно, но…
Да о чем ты вообще думаешь, Аня?! Лучше бери документы и спускайся на кухню. Время и так одиннадцать. Человек только с работы приехал, устал, а ты тут всякий бред в голове перебираешь…
Глава 25
Аня
Вы узнаёте чувство, когда оказываешься в постороннем месте и ощущаешь определенную неуверенность, когда перемещаешься по помещению? Будто ты здесь чужак. Вот это примерно то, что я сейчас чувствую.
Мне некомфортно в доме Торецкого. Даже пару раз я ловлю себя на мысли, что как бы мне хотелось сейчас оказаться у себя дома, но я быстро отметаю эту чушь, ведь на самом деле у нас с Ксю нет дома. Место, где мы жили, это обитель чудовища, которое издевалось над нами.
Сильнее затянув пояс халата, спускаюсь вниз по лестнице и иду в сторону кухни, прижимая к груди телефон и документы, которые просил принести Торецкий.
Кстати, на кухне я сегодня была один раз. Наверное, это единственное помещение в доме, которое показалось мне относительно интересным и не обездушенным. Хотя вероятно это связано с тем, что здесь в основном хозяйничает Маргарита Леоновна. Несмотря на свою манеру держать дистанцию с хозяином и гостями дома, женщина показалась мне добродушной и колоритной. И видно по ее поведению, что она не боится Тора, а очень уважает и даже относится к нему с некоторым теплом.
Интересно, почему Торецкий решил поговорить со мной именно на кухне? Вопрос отпадает сам собой, когда я толкаю массивную резную дверь и оказываюсь в кухонном помещении, где в обеденной зоне за столом сидит Максим Константинович. Перед ним открыт ноутбук, стоит тарелка с карбонарой, а так же бокал с какой-то янтарной жидкостью. Вроде это виски.
— Принесла то, что я просил? — спрашивает, не поднимая глаз от ноутбука.
— Да, — подхожу к столу, кладу перед Торецким свои документы и затем скидываю фото тех, которые еще нашла на телефоне, ему в чат. — Не так много. СНИЛС, полис, паспорт, ну и свидетельство о рождении Ксюши у вас есть.
— Отлично, — кивает Торецкий и что-то начинает печатать на компьютере. — Виски будешь? — спрашивает, отпив немного из своего бокала.
— Нет. Я… я не пью… крепкий алкоголь.
— Есть вино?
— Наверное, сегодня обойдусь без вина и любого другого алк…
— Кофе? Чай? Не стесняйся, Ань. Чувствуй себя так, словно ты дома.
— Я ничего не хочу, Максим Константинович, честно. Спасибо. Мне больше важно узнать, что вы собираетесь делать дальше?
Торецкий накручивает на вилку спагетти с кусочками панчетты.
— В первую очередь, нужно будет снять побои.
— Побои? Но… какие побои?
Тор откладывает вилку, после чего тянется через стол ко мне и обхватывает пальцами мое запястье.
— Ты сядь, Аня, не стой.
Тепло дрожью пробегает по моему телу от кистей рук до макушки головы. Я медленно опускаюсь на стул, не в состоянии оторвать взгляд от рук Торецкого, которые сейчас сомкнулись на моих предплечьях.
— Вы про… про синяки на запястьях?
— Верно, — он медленно проводит большим пальцем по желто-синим пятнам. — Завтра мы поедем в больницу. Врачи зафиксируют побои.
— Этого вряд ли будет достаточно.
— Будет. Можешь не сомневаться.
Резко отпустив мои руки, Тор снова отпивает виски и устремляет взгляд в экран ноутбука.
— Он раньше оставлял какие-то ссадины? Синяки? Порезы?
— Какое это теперь имеет значение?
— Такое, что ты должна кое-что понять, Аня. Это сейчас я тебе помогаю, но в другой раз, если вдруг ты столкнешься с подобным человеком, никого может не оказаться рядом. И спасть себя должна будешь ты сама. А ты по факту развязала ему руки, так как ничего не фиксировала.
— Это так легко, по-вашему?!
— Нет, не легко. Поверь, мне прекрасно известно, насколько
