эту королеву. Но вот что ты смог отключить долбанные пушки «Навуходоносора» — вот за это спасибо. Если бы не ты — мой линкор здорово бы потрепало, что для нас накануне серьезной битвы непозволительная роскошь.

Я удивленно вытаращил на него глаза.

Что за чертовщина происходит? Обычно, когда собираются отправить в мясо или на рудники, хвалить не принято. Впрочем, опыт присутствия на трибуналах у меня отсутствовал. Я понятия не имел, как и что здесь происходит. Может, сказанное адмиралом — лишь прелюдия, после которой прозвучит звонкое и твердое «но», и именно оно станет началом обвинительной речи, после которой я и получу свое.

К атак-адмиралу тем временем шагнул его адъютант, щелкнув каблуком, протянул командующему какую-то шкатулку.

Нельсон принял ее, открыл, двумя пальцами достал содержимое, а я вытаращил глаза еще больше, хотя думал, что это невозможно.

В руках у контр-адмирала была медаль, на которой был изображен шлем космодеса, а за ним перекрещенное штатное оружие — штурмовая винтовка и снайперка. Вверху я разглядел гравировку «ВКС», а внизу «За отвагу».

— За проявленную смелость и упорство, за доблесть, проявленную в бою, за выполнение поставленных задач и неоценимую помощь флоту, — меж тем произнес адмирал, — медалью «За отвагу» награждается сержант Леонид Куражов.

— Капрал, г-дин атак-адмирал! — осмелился я поправить флотоводца. Наверное, только из-за того, что я был неимоверно удивлен, ошарашен происходящим и просто растерян, ляпнул это.

— Сержант! — твердо произнес атак-адмирал, вешая мне на грудь медаль.

Отступив на шаг, он продолжил:

— За проявленную в бою смелость, за… — продолжил адмирал, но я его уже не слушал, так как был все еще слишком ошарашен произошедшим.

Тем не менее, краем сознания я зафиксировал, что наградил он помимо меня Деда, Выдру и Чуху, передал медаль и для Кучи.

А еще Дед и Выдра получили «капралов», Куча и Чуха звание рядовых 1-го класса. Не забыл адмирал и про, как он сказал «героического сержанта Хартмана». Хотя тот отсутствовал, сидел сейчас в изоляторе, обколотый успокоительными. Так понимаю, его приведут в чувство, далее дадут пинка под зад. Свое он уже отслужил. Что ж, хотя бы щедрое пособие на гражданке какое-то время будет получать, так как только что адмирал дал ему «мастера-сержанта», а это уже без пяти минут офицер.

На этом все закончилось — адмирал всем нам пожал руку и покинул отсек.

Того самого страшного «но» я так и не дождался…

* * *

«Но» прилетело чуть позже в отсутствие адмирала и в лице капитана Сиррона.

Как и было приказано, я явился к нему в каюту и стоял на вытяжку, пока Кач поедал меня глазами или, что правильнее, пытался сжечь взглядом.

— Знаешь, боец, — наконец он разлепил губы и произнес злобно-угрожающим тоном, — я без понятия, кто твой покровитель, но будь я проклят, если ты думаешь, что сможешь выйти сухим из воды! Будь моя воля — и вместо медалек, нового звания полетел бы ты в «мясо».

Он сделал паузу, а я ею воспользовался и ответил:

— Г-дин капитан, никаких покровителей у меня нет! И я не понимаю…

— Заткнись, — рявкнул Кач, — я тебе разрешал открыть рот? Вот и заткнись.

Он вновь взял паузу, но наконец-то отвел на меня взгляд, уткнувшись в экран своего планшетника.

— Такие, как ты, сраные герои, подрывают дисциплину. Из-за тебя наверняка появится еще несколько придурков, которые на свой страх и риск полезут в самое пекло. И хрен бы с ними, но они могут утянуть за собой и остальных. Ты — огромная заноза в моей заднице, и останься ты под моим командованием — клянусь, ты бы только и делал, что начищал броню. Пушку в руки я бы тебе не дал ни за что и никогда.

Я молчал, вытянувшись по стойке «смирно», сохраняя невозмутимое выражение лица.

Вообще–то, если хотя бы половина того, что рассказывают о Каче правда, то он сам тот еще «герой». Ну да хрен с ним. Слушая речь «смертоносного капитана» я ликовал. Кач сказал: «И останься ты под моим…», а это значит, что не останусь. Меня переводят на другой корабль. Что ж, отлично.

— Ты и вся твоя МТГ будете переведены на «Навуходоносор». На вас пришел запрос, — закончил Кач, — в течение часа вы должны отбыть на крейсер.

Он протянул мне документы, в которых в целом никакого смысла не было, ведь вся информация имелась в сети. Но в ВКС это была традиция — все дублировалось на бумаге. Якобы так страховались на случай, если общая сеть вдруг рухнет. А на практике, как мне казалось, это делалось банально из-за бюрократизма, которым ВКС был заражен давно и сильно. Искоренить все это было той еще задачей, с которой пока не смог справиться еще не один фельдмаршал или флаг-адмирал. Даже генерал-адмиралы, главнокомандующие силами ВКС, сколько бы их за время существования флота и армии ни поменялось, искоренить бюрократов и крючкотворцев не смогли.

Я взял из рук Кача документы и снова вытянулся в струнку — уходить мне он пока не разрешал.

— Надеюсь, больше никогда не увидимся, — заявил Кач, — свободен.

Я отдал честь, прижав руку к груди, четко развернулся и покинул кабинет.

Очень хотелось ответить Качу той же фразой, которой он попрощался со мной, но…пошел он в задницу. Пока я сидел на «губе», многое переосмыслил и обдумал. Кач во многом был прав, но все же он явно перегнул палку. Да, я ошибся, да я был неправ, да, я подал плохой пример для других, но ошибаются все, и он не исключение.

Если бы он так не заботился о своих «Когтях», прикрепил бы нас к какой-нибудь опытной МТГ, чтобы мы были у них на подхвате, ничего бы не произошло. Но нет, он, видите ли, не захотел включать МТГ, состоящую из салаг, в постоянный состав (хотя по документам мы числились «Когтями»), а бросил черт знает куда. Ковальски нас учил, готовил, и вместо того, чтобы провести боевое крещение, дать возможность проявить себя или хотя бы опробовать теорию на практике, Кач отправил нас к санитарам, у которых, к слову, как мне кажется, наша МТГ тоже проявила себя самым положительным образом.

Во всяком случае, запись в моем деле о выполнении поставленной задачи, подкрепленная отчетом сержанта Харабадот, имелась.

Да и вообще, после всего, что произошло, было крайне приятно смотреть на личный счет, а еще приятнее раз