class="p1">Саша сначала это принял за издёвку. Не потому, что она назвала его «мальчиком»: Старуха довольно часто, когда уставала, так к парням обращалась, а потому, что когда-то его из музыкальной школы и выгнали «в связи с отсутствием слуха». Правда, уже в институте в мужской хор его взяли с удовольствием – это он сам удовольствия от хора не получил и вскоре его бросил, но слова Старухи показались ему обидными. Давно уже, с тех пор почти девять месяцев прошло. И оказалось, что Старуха-то действительно не «послала» его, а именно «доверила» ему эту работу!

Исследования «зарубежных аналогов» сразу показали, что изготовить барабаны, причем такие, чтобы они хорошо звучали, очень непросто. И постепенно выделенный ему заводик (который поначалу очень мало отличался – по крайней мере по оснащению – от обычной бондарной мастерской) начал обрастать станками. Простыми станками, а так же станками посложнее. И очень даже непростыми. А еще на заводе появилась электропечь для плавки латуни, гальванический цех, механический… и даже собственная станция вулканизации для выделки резиновых деталей!

Ну, казалось бы: что сложного в изготовлении простой тарелки? Берется кусок латуни, выдавливается в форме на гидравлическом прессе – и всё. То есть, оказывается, всё в той части, которая именуется «изготовлением заготовки». А потом эту заготовку требуется обточить (снимая при этом латунь буквально на доли миллиметра), затем ее нужно проковать – причем не целиком, а маленькими кусочками, так, что на пневматическом молоте требуется нанести на одну тарелку пару тысяч ударов. И не просто ударов, а ударов требуемой силы строго в нужные места. Пока что одну тарелку проковывать на заводе научились лишь трое парней, и получалось у них сделать по две-три тарелки за смену – но Саша теперь считал и это невероятным успехом.

А барабаны – с ними было гораздо хуже. «Бочку» нужно было склеить из тщательно подобранных и великолепно обработанных кленовых клепок, затем ее требовалось аккуратно обточить изнутри и снаружи, покрасить (причем покраска шла в пять отдельных этапов), с исключительно высокой точностью привинтить крепеж – который тоже простым в изготовлении не был. А затем надеть на почти готовый барабан пластиковые мембраны, для изготовления которых на заводе пришлось организовать целых два специализированных участка!

Зато сегодня, всего за неделю до Нового года, директор завода ударных инструментов Александр Савельев с гордостью за досрочно выполненное задание подписал накладную и путевой лист на первый отгруженный «комплект ударной установки». Еще он подумал, что отправляя завтра шесть таких же, он уже вряд ли испытает такую же радость – но вот осознание того, что в СССР никто ничего подобного еще не делал, останется с ним очень надолго…

Глава 7

Перед европейским Рождеством Вера снова слетала в Стокгольм – вручить королю подарок. И Берия, и Сталин были против того, чтобы туда летела Вера, но товарищ Афанасьев подтвердил, что передачу подарка через советскую послицу Густав воспримет как оскорбление: он ее терпеть не мог и все это знали. Так что пришлось лететь с электрофоном именно Вере – и король «не оскорбился». Напротив, он действительно обрадовался, в том числе и тому, что «в СССР делают пластинки со шведской музыкой».

Марта очень быстро организовала студию для записи музыки, куда было привезено много практически уникального оборудования – но студия была все же небольшой, в ней хорошо было писать сольные выступления или делать записи каких-нибудь камерных ансамблей. Так что записывать знаменитую «Шведскую рапсодию» (и еще четыре произведения Альфвена, чтобы «заполнить две пластинки») пришлось в Консертусете – самом известном концертном зале шведской столицы. И записывать пришлось все же ночью…

Хуго Альфвен – автор этой рапсодии и известный на всю Швецию дирижер оказался человеком очень непрактичным: Марта ему предложила на выбор или гонорар в две с половиной тысячи крон или по десять эре с каждой проданной пластинки – и музыкант выбрал первый вариант. В принципе, его можно было понять, сейчас в основном тиражи пластинок колебались в районе пяти, максимум десяти тысяч – но тут он точно прогадал. То есть «в перспективе прогадал», потому что до Рождества Марта смогла продать только пару сотен электрофонов. И пару тысяч – уже в Рождественскую распродажу, и каждый покупатель электрофона приобретал и как минимум одну (из четырех уже отпечатанных в СССР) пластинок с произведениями этого шведа. А студия звукозаписи в Стокгольме работала вообще без перерывов: желающих «увековечиться в винилите» оказалось неожиданно много, так что уже образовалась довольно приличная очередь из «деятелей музыкальной культуры». Образовалась даже несмотря на то, что студия просто за процедуру записи брала по пятьсот крон в час – и время всегда считалось в «полных часах». Марта рассчитывала в следующем году продать в Швеции минимум двадцать тысяч электрофонов, и еще с сотню тысяч – в Европе, и на каждый продать по два десятка пластинок, так что в студию теперь приезжали и немецкие исполнители, и французские, и итальянские – но пока она заказывала в основном отечественные произведения, оставляя иностранные записи «на потом». А «любительские» в Лианозово делали «по упрощенной технологии», выпуская их тиражами по сотне штук (больше «упрощенная» матрица просто не выдерживала), и их просто отдавали исполнителям (правда, тоже за деньги)…

Когда Вера вернулась в Москву, ее пригласил Иосиф Виссарионович:

– Я гляжу, вам очень понравилось в Швеции…

– Мне нравится оттуда деньги и станки получать. А сама по себе Швеция… если не считать примерно половину из тех шведов, которые работают по нашим советским заказам, то подавляющее большинство шведов к СССР и вообще к русским относится резко отрицательно. Половина – так просто нас ненавидит. Тот же Густав: он очень позитивно к Гитлеру относится, помогает ему и армию вооружать, и вообще… Меня он бы с удовольствием собственными руками задушил…

– Но он тебе присвоил звание «желанного гостя»…

– Он нас ненавидит, но он не дурак. Ведь шведская промышленность и на самом деле на четверть работает по нашим заказам или на наших поставках. И он прекрасно понимает, что я могу эту четверть промышленности мгновенно остановить – а это уже народные волнения, практически революция, так что он меня вынужден терпеть и делать приятную рожу при виде меня. Ну, еще пару лет пусть делает, потом мы всю эту шведскую торговлишку прикроем за ненадобностью. То есть не всю, Марта, как посредник при продаже наших товаров, нам еще очень пригодится…

– Ты говоришь о своей подруге как…

– Она