Шрифт:
Закладка:
Азирафель поперхнулся словами. Последний раз он видел Проклятого в Египте, у подножия одной из пирамид. Иссохший и безумный, он ждал смерти в пустыне, но ветер лишь швырял песок ему в лицо. Что же касается договора, то заключенное тысячу лет назад деловое соглашение с одним рядовым демоном — вовсе не то же самое, что сделка с Князем Тьмы. С которым, безусловно, никаких сделок быть не может.
— Нет, я не Агасфер, — поспешил заверить ангел, — и с Сатаной ни о чем не договаривался.
— Так я и думал! Но вы и не Азария Вайскопф. «Вайскопф» — всего лишь «белоголовый», а «Азария»... Возможно, по созвучию с вашим подлинным именем? Во всяком случае, выбирали вы его не по дню рождения или крещения: Оккам говорил, что на его памяти вы ни разу не упомянули святого Азарию, в память которого вас назвали.
— Мое настоящее имя Азирафель.
— Значит, по созвучию, — с довольным видом кивнул Вильгельм. — И если вы лично знали Аристотеля, значит, вам не менее тысячи лет?
— Верно, — с чистой совестью согласился ангел.
— Лгать вы не умеете, это мы уже установили. К сочинительству тоже не склонны, разум имеете в высшей степени здравый, то есть приходится исключить вероятность того, что вы внезапно повредились в уме и возомнили себя долгожителем... Значит, остается одно, — торжествующе заключил он, — вы говорите правду и, следовательно, я беседую с величайшим алхимиком мира! Который всем соблазнам и почестям предпочел труд скромного книгохранителя. И это, признаюсь, восхищает и удивляет меня значительно сильнее, чем сама данность долгой жизни.
— К сожалению, ваше предположение ошибочно: я не алхимик. И ровным счетом ничего не смыслю в этой науке.
Вильгельм нахмурился.
— Хотите сказать, эликсир вечной молодости достался вам случайно? По наследству? Или вы украли его?
— Ничего из перечисленного. Я не принимал и не принимаю никаких эликсиров.
— Да кто же вы такой?!
— Бывший страж Восточных врат. Состою в чине Начал, но здесь это едва ли что-то значит.
Азирафель отошел в середину комнаты, чтобы ничего не задеть, и поднял крылья.
К его невероятному облегчению, Вильгельм не лишился чувств и даже не бросился на колени.
— Ангел? О, вот и разгадка вашей способности видеть в полной темноте, а также того, почему от вас всегда хорошо пахнет. Долгожитель все равно остается человеком со всеми миазмами, присущими плоти, тогда как небесное создание обладает совершенной чистотой…
Вильгельм разглядывал небожителя, и на его лице все сильнее проступало скептическое выражение.
— Хм, позвольте... отчего вы... или ты? Как мне следует обращаться к божьему посланнику, если и к самому Господу мы в молитвах обращаемся на «ты»?
— Как вам будет удобнее, мне решительно все равно.
— Тогда все-таки «вы». Так вот: отчего ваш облик настолько... земной?
— Но не представать же мне в ипостаси огненного колеса, тут кругом бумага, книги...
— Нет-нет, я не о том. Все известные свидетельства явления ангелов описывают их как прекрасных, воздушных существ, кои не относятся ни к мужескому, ни к женскому полу. Вы же, не в обиду будь сказано, выглядите как обыкновенный мужчина на пороге зрелости, упитанный и в меру миловидный. В вас, еще раз прошу простить, не замечается ничего горнего. Признаюсь, если бы не крылья, я бы решил, что вы просто неудачно пошутили.
Азирафель развел руками:
— Вот такое тело выдали... выбирать не приходилось. Я к нему привык.
Вильгельм обошел его кругом, старательно отклоняясь от белоснежных перьев.
— Ангел, который любит вкусно поесть, знает толк в вине и обожает книги. Ангел, избравший удел простого библиотекаря... Можно было бы предположить, что вы падший, но в вашем поведении нет ни гордыни, ни зависти, ни отчаяния.
Азирафель подумал, что у Кроули эти качества тоже не слишком заметны. Если, конечно, не считать проявлением гордыни его неизменное желание красоваться и выдумывать диковинные наряды.
— Какая же цель у вас среди смертных, господин Азирафель?
— О, пожалуйста, без «господина»! А цель... ну, склонять к добру, внушать монархам кротость и милосердие...
— И вы пытались таким образом спасти душу Людвига Баварского? — в вопросе сквозила едва скрываемая насмешка.
— Мне почти удалось... если бы он еще не уезжал так часто из Мюнхена... — Азирафель поймал себя на мысли, что перед этим смертным ему почему-то сильнее стыдно за свою лень, чем перед Гавриилом.
Вообще этот старик все больше изумлял его. Вильгельм не просто ничуть не боялся небесного посланника: он даже не благоговел. И не заискивал, хотя именно это проявлялось в поведении смертных чаще всего. При всем том ангел готов был поклясться, что старый францисканец отнюдь не считает себя святым и прекрасно понимает, с кем имеет дело. Очевидно, ему хватало мужества быть готовым самостоятельно отвечать за свои грехи и никого не просить об избавлении. Бессмертный смотрел на смертного и в тот момент больше всего желал поделиться с ним своей вечностью.
— В Авиньоне, вероятно, вы займетесь папой, поскольку других самодержцев тут не водится?
— Уже занимаюсь, — признался Азирафель.
— Внушите ему мысль о скромности и воздержании, пока он не разорил весь Прованс.
Вильгельм еще раз обошел вокруг небожителя, всматриваясь в каждую черту лица и складку одежды. Особенно его заинтересовали крылья. Из складки рясы на груди он извлек рогульку с двумя стеклышками, водрузил на крючковатый нос и принялся разглядывать перья.
— Не сочтите за дерзость, но могу ли я попросить…
— Трогайте пожалуйста, ничего с ними не станется, — рассмеялся Азирафель, угадав его просьбу. — Я бы предложил вам несколько перьев для письма, но они не годятся, слишком мягкие.
Вильгельм, затаив дыхание, кончиками пальцев провел по сияющему белоснежному пуху и озорно улыбнулся:
— Я никогда не встречался с ангелами лицом к лицу, но готов поклясться спасением души: вы самый странный из них. И какое счастье, что вы именно таков!
А потом вздохнул:
— Но все-таки жаль, что вы не алхимик.
____________
[1] Переписка с Матвеем Вандомским — полностью выдумка автора. Но сам Матвей — реальное историческое лицо, поэт XII века,