Я остыл, говорить с Ингой о неприятном не хотелось, но она словно сама подталкивала меня к разговору.

– А почему ты такой сердитый?

– Настроение плохое, – ответил я, открывая дверь и вопросительно глядя на Ингу: зайдешь или нет? Не дожидаясь приглашения, Инга нырнула под мою руку в кабинет, и фривольно упала в кресло, раскинув в стороны ноги и руки.

– Устала?

– Я? – зачем-то переспросила Инга, словно в кабинете находился кто-то еще. – Нет. От чего мне уставать?

Наверное, в моем вопросе она почувствовала легкий упрек, и приняла более сдержанную позу: выпрямила спину, согнула ноги в коленях, а руки положила на подлокотники. Я ходил по кабинету, делая бесцельные движения и уворачивался от взгляда Инги, как от автоматной очереди. И все же она достала меня своим немым вопросом: ну, говори! Ты же хочешь мне что-то сказать!

– Машина пропала, – без всякого вступления сказал я.

– Какая машина? – Инга сделала вид, что не поняла, о чем речь.

– Машина, на которой ты училась водить, а потом сбила женщину, – подробно объяснил я. – Вспомнила?

Теперь у Инги было такое же выражение на лице, как и у меня. Догнала!

– Что значит – пропала? – нахмурилась она.

– Ни машины, ни слесаря в сервисе не оказалось. Я очень хотел бы ошибиться, но мне кажется, что здесь не обошлось без ГАИ.

– Ты что! – приглушенно вскрикнула Инга. – Что же делать? А слесарь успел заделать вмятины?

– Не знаю. Я же тебе сказал, что ни слесаря, ни машины не видел.

– Все ясно, – тихо произнесла Инга. Она слабела и тонула в кресле. – Мы пропали. Что мы теперь скажем инструктору?

– Ты, по-моему, ему уже все сказала, – напомнил я. – Про то, как я высадил тебя у автошколы, а затем куда-то поехал.

– А что я могла ему еще сказать? – начала оправдываться Инга. – Что самовольно каталась, разбила капот и сама отвезла тачку в сервис? Он бы мне не поверил!

– Ты скинула на меня все проблемы, – ответил я. – А они, эти проблемы, твои! Не забывай об этом.

– Опять ты! – буркнула Инга и уселась на кресло с ногами. – Скажи, если машина в ГАИ, то что теперь будет?

– Сначала вызовут Виктора, потому что он – хозяин. Потом тебя, ученицу, – спрогнозировал я. – Станут выяснять, где и при каких обстоятельствах был помят капот. Если ты будешь все отрицать, они начнут бомбить тебя вещдоками.

– Чем? – не поняла Инга.

– Вещественными доказательствами. Например, проверят группы крови у погибшей и проведут экспертизу следов крови на радиаторе. – Я незаметно пнул ногой бумажный шарик, скатанный из письма N, посылая его под стол. – Припрут к стене Виктора, и он во всем сознается. Потом припрут к стене тебя…

– Хватит! – крикнула Инга и сквозь зубы процедила: – Этот Виктор… Он стоит у меня поперек горла! Чтоб он сдох! – Она подняла на меня очерченные карандашом глаза. Я только сейчас обратил внимание, что они очень похожи на глаза рыси, готовящейся к прыжку. – Послушай, а давай ему по рогам надаем и пригрозим, что если нас выдаст, то мы его зароем.

Талант и жажда к разборкам у Инги, должно быть, очень неплохо уживались вместе.

– Не сходи с ума! – сказал я и выразительно постучал себя пальцем по голове. – Ничем ты ему не пригрозишь… Забыл тебя спросить: этот звук тебя не раздражает?

Инга вопросительно посмотрела на меня, а я поднял палец и замер. Откуда-то снизу, из-под пола, донесся ритмичный скрежет: вжик-вжик-вжик…

– Что это? – спросила она.

– Мой рабочий стены штукатурит, – объяснил я.

– Так поздно?

– Он любит работать по ночам. Не так жарко.

– Мне все равно, – равнодушно махнула рукой Инга. – Пусть работает по ночам. Его скрежет даже убаюкивает… Так мы не договорились. Что будем делать? Что Виктор хочет? Чтобы мы искали машину по всем штрафным площадкам? Или, чтоб заплатили ему? А может, чтоб купили новую?

– Ничего он не предлагает, – ответил я и зевнул. – Ты как? Останешься со мной?

Вопрос прозвучал таким тоном, словно я спросил: "Правда ты не останешься со мной?" Инга, к счастью, издала какой-то наигранный смешок, опустила лицо и встряхнула головой.

– Я так устала! – капризно произнесла она. – Ты даже не представляешь!

– Где это ты так устаешь? – без всякой задней мысли спросил я.

Инге вопрос не понравился. Она резко встала с кресла, подошла к двери и, не оборачиваясь, жестко ответила:

– Где надо, там и устаю!

И захлопнула за собой дверь.

Поговорили, думал я, сидя на краю стола и глядя на свое безжизненное отражение. Все складно и логично. Только в одном месте загвоздка вышла: я, вроде, не говорил Инге, что вчера в автосервис со мной ездил Виктор, и что он знает об исчезновении "шестерки". Почему же она спросила меня: "Что Виктор хочет? Чтобы мы искали машину по всем штрафным площадкам?" Или я чего-то не понял, или она.

Я подошел к окну и распахнул его настежь, впуская в комнату прохладный ночной воздух. Доходяга скрежетал мастерком по стенам с ритмичностью маятниковых часов. Я даже стал тарабанить пальцами по подоконнику в такт сухим хриплым звукам: тик-так, тик-так… Права Инга, никому он не мешает. В самом деле, убаюкивает.

Кошка бы не прошла по лестнице так тихо, как это умею делать я. После пятикилометровой пробежки, когда все суставы разогреты, разработаны, а подошвы специальных стайерских кроссовок в точности повторяют движение стопы, я поднимался по бетонной лестнице и выходил в коридор к своей резервации бесшумно, как тень. Если бы я гремел ногами и дышал, как конь, Браз, естественно, не стал бы подходить к моей двери. Даже не подозревая о том, что я стою за его спиной, он старательно пристраивал к дверной ручке резервации небольшой пакет из плотной почтовой бумаги. Шнурок, которым он пользовался, никак не хотел завязываться, пакет шлепался на пол, режиссер поднимал его и снова