С этими словами старик поднялся на ноги, собираясь уходить, и Голеску поспешно схватил его за рукав.

— Ну ладно, дедуля, не кипятись! — произнес он примирительным тоном. — Я же не сказал, что не верю тебе… Должен признаться, однако, что еще никогда не слышал ничего более удивительного. Чем ты докажешь, что все это не выдумка?

— Да пошел ты!.. — огрызнулся старик и, вырвав руку, сделал шаг прочь от стола.

— Как долго ты был с ней? — спросил Голеску, привставая на стуле, чтобы удержать собеседника.

— Она взяла меня из сиротского приюта в Тимишоаре, когда мне было десять лет, — сказал старик со злобной гримасой.

Голеску, пораженный, снова упал на стул, а старик бросился к выходу и исчез в ночной тьме.

Несколько мгновений Голеску приходил в себя, потом допил шнапс и поспешил вдогонку. Выйдя из таверны, он поглядел сначала налево, потом направо. Полная луна только что поднялась над крышами домов, и в ее ярком свете улица была видна как на ладони — только тени казались особенно плотными, словно вырезанными из черного картона. Где-то вдали выла собака — во всяком случае, это было очень похоже на собаку, но странный старик исчез.

Голеску поежился и пошел отыскивать постоялый двор подешевле.

Гостиница, в которой он остановился, действительно слыла одной из самых дешевых, и все же Голеску было приятно после долгого перерыва снова спать на нормальной кровати, на чистых, хотя и ветхих простынях. Утром, наслаждаясь горячим кофе и сладким рулетом, он чувствовал себя миллионером на отдыхе. Голеску давно взял за правило не слишком задумываться над разного рода тайнами, какими бы важными и жуткими они ни казались, и теперь, при свете дня, ему было гораздо проще считать вчерашнего старика обыкновенным сумасшедшим. Он уже давно заметил, что Амонет пользовалась не самой лучшей репутацией у тех, кто кочевал вместе с ней по дорогам, но ему-то что за дело?..

После завтрака Голеску отправился на прогулку. Позвякивая в кармане монетками, он шагал по улицам Брашова с таким видом, словно весь город принадлежал ему. На площади перед зданием городского муниципалитета его внимание привлек невысокий помост, явно сооруженный на скорую руку. На помосте громоздились корзины, сундуки, ящики и коробки, набитые каким-то разносортным барахлом, где лениво копалось около десятка горожан. Помост, возле которого стояли два каких-то жалких субъекта в кандалах, охраняли несколько полицейских.

— Распродажа имущества должников, если не ошибаюсь? — величественно осведомился Голеску у старшего полицейского.

— Совершенно верно, господин, — подтвердил тот. Обанкротилась труппа странствующих комедиантов. Эти двое — бывшие антрепренеры труппы. Правильно я говорю, а?! — внезапно рявкнул полицейский и ткнул одного из узников кончиком дубинки.

— К несчастью, так, — уныло отозвался бедолага. — Благоволите, господин, подняться на помост: быть может, что-то вам приглянется. Помогите уменьшить наш долг, и пусть наша судьба послужит вам предостережением. Помните, что у дьявола в аду есть специальный кол для нечистых на руку казначеев и бухгалтеров.

— Весьма вам сочувствую, — сказал Голеску и быстро вскарабкался на помост.

Первым, что попалось ему под руку, была вешалка с театральными костюмами, украшенными блестящей мишурой и перьями. Некоторое время Голеску перебирал их, надеясь отыскать себе что-нибудь элегантное, но единственным костюмом, подходившим ему по размеру, оказался камзол из алого бархата и короткие штаны того же цвета. Усмехнувшись, Голеску стал снимать костюм с «плечиков» и обнаружил остроносые туфли из красной кожи, привязанные к вешалке шнурками. Здесь же болталась картонная бирка, на которой было небрежно нацарапано: «Фауст, I–II».

— Да ведь это никак костюм Дьявола! — пробормотал Голеску, и глаза его сверкнули. Его осенила блестящая идея. Перебросив красный костюм через руку, он продолжил поиски. В «Фаусте», поставленном бродячей актерской труппой, был предусмотрен целый штат второстепенных чертей (очевидно, они нужны были для пущей зрелищности), так как Голеску попалось три или четыре детских костюмчика, состоявших из черных акробатических трико, чулок и капюшонов с крошечными рожками. Один из них — тот, который был трачен молью меньше других — Голеску тоже взял себе. В корзине рядом он разыскал дополнявшие мефистофельский костюм чулки и плотно прилегающую к голове шапочку, а в коробке с реквизитом и сделанными из папье-маше масками наткнулся на позолоченную деревянную арфу, на которую вместо струн были натянуты простые нитки. Ее Голеску тоже прибавил к куче отобранных вещей. Уже под конец ему попался на глаза бутафорский гроб, который лежал на боку между двумя составленными «домиком» декорациями. Хихикая себе под нос, Голеску вытащил гроб из щели, сложил в него свои покупки и поволок через помост к продавцу-распорядителю.

— Я это беру, — сказал он важно.

К тому времени, когда Голеску, насвистывая какую-то веселую песенку, добрался до гостиницы, у него в голове начал складываться примерный план собственной пьесы. Поднявшись в комнату, Голеску выложил на кровать свои покупки и некоторое время сосредоточенно разглядывал. Потом надел костюм Мефистофеля (он оказался ему как раз впору, только туфли немного жали) и попытался рассмотреть себя в небольшом зеркале для бритья, висевшем над умывальником. Результатами осмотра Голеску остался доволен, хотя чтобы увидеть себя целиком, ему приходилось отходить в дальний конец комнаты.

— Ну, против этого ей нечего будет возразить! — воскликнул Голеску. — Такое великолепие! Плюс глубокие познания в классической литературе, что не может не служить косвенным указанием на богатую эрудицию… Да, черт меня возьми, в таком виде и в самой Вене появиться не стыдно. Но даже если она будет возражать, ты сумеешь убедить ее, Голеску, не так ли?.. Ведь ты же чертовски обаятельный парень!

Придя в хорошее настроение, Голеску, не скупясь, заказывал за ужином самые дорогие блюда. В промежутках между салатом из огурцов, сарамурэ[5] и вином он сочинял речи столь изящные и убедительные, что к концу второй бутылки растрогался чуть не до слез. Наконец он поднялся и, слегка покачиваясь, начал медленно взбираться по лестнице, которая вела из обеденного зала к комнатам на втором этаже. Как раз в этот момент входная дверь распахнулась, и с улицы в обеденный зал вошли несколько мужчин.

— Эй, кто здесь? — крикнул один. — Скорее сюда! Садись, бедняга, тебе нужно срочно выпить чего-нибудь покрепче, — добавил он, обращаясь к одному из своих товарищей, который грузно опирался на плечи остальных. — Кровь остановилась?

— Почти. Эй, осторожно, нога!