Я последовал за ними.

Внутри здание освещалось двумя рядами свечей, что стояли на зубчатых полках обеих стен. Католическая атрибутика, которую я ожидал увидеть, отсутствовала. Напротив, кроме свечей, в церкви не было никаких украшений или религиозных декораций. Грязные крошащиеся стены были совершенно голыми. Никаких церковных скамей. Я посмотрел на фасад помещёния. На высоком пьедестале, где обычно расположена кафедра, стоял голый реднек, привязанный к столбу.

Хотел бы я сказать, что испытал чувство свершившейся справедливости. Пусть это произойдет мистическим первобытным способом, но все получат по заслугам. Но боже помоги мне, я пожалел реднека. Он рыдал, слезы ужаса катились по его распухшему лицу, на ляжках высыхала моча. Я понимал, что оплакивал он только себя, извинялся за свои действия только потому, что обстоятельства сложились таким образом. Его схватили. Но мне вдруг захотелось, чтобы все получилось так, как я сказал жирному ублюдку Армстронгу, а реднек сидел в безопасности в камере в Южном Фениксе. Он заслужил наказание, но не заслужил такого.

Никто такого не заслужил.

Но сколько ни кричи «халва» во рту слаще не станет. Реднек был не в тюрьме Южного Феникса. Он был привязан к столбу в пустой церкви.

И мертвецы с женщинами приближались к нему.

Реднек кричал, жалкий женоподобный крик, который должен был бы доставлять удовольствие, но почему-то не доставлял. Перед входом в комнату живые и мертвые разделились, женщины отошли влево, мертвые мужчины вправо. Я смотрел, как женщины опустились на колени и начали молиться. Их бормотание наполнило комнату. У меня мороз бежал по коже, но при этом я ещё и потел. Я неподвижно стоял рядом с Хулио.

Женщины пели церковный гимн, в минорной тональности, я не понял этот диалект испанского, он был мне не знаком.

Они вышли из церкви через боковую дверь, расположенную за пьедесталом. Они снова выстроились в одну колонну, словно это было частью какого-то ритуала. Остался только один мертвец.

Церковь затихла, осталось только жалкое хныканье привязанного убийцы и гулкий стук моего перепуганного сердца. Один из мертвецов отделился от толпы, он вышел из строя и пошёл вперёд. Я узнал знакомый профиль Тринидада. Кровь с головы койота смыли, но его кожа осталась серой, тело стало худым, как у больного анорексией. Он двигался легко, абсолютно нормально, как живой. Тринидад подошёл к реднеку.

Он развязал веревки, привязывающие руки и ступни убийцы к столбу.

ещё один мертвец пошёл вперёд и дал Тринидаду пистолет, койот вложил ствол в руку реднека.

И секунды не прошло.

− Сдохните мрази!

Реднек принялся стрелять, стоило его пальцам коснуться курка. Его руки с ужасом сжимали пистолет, он истерично смеялся. Пули прострелили мертвецов, и попали в стены. Но воскресшие мертвецы не упали. Пули в пистолете закончились почти сразу, и реднек спрыгнул с пьедестала. Он попытался прорваться, используя пистолет как дубинку. Реднек бил по головам людей, которых убил до этого. Теперь они не умерли, однако, и убийца понял, что не может прорваться сквозь защитный строй.

Я услышал его крик, звук ломающейся кости, напоминающий свист кнута. А потом мокрый хлюпающий звук разрываемого мяса.

Мертвецы разрывали своего убийцу пополам.

Я вышел из церкви. Для меня это было слишком. Я не мог смотреть. Хулио и двое других, кого я не знаю, стояли в дальнем углу церкви и смотрели. Они даже не дрогнули.

Выйдя наружу, я восстановил дыхание. Я все ещё слышал крики, но другие более отвратительные и мерзкие звуки смерти к счастью стихли. Теплый ночной воздух обдувал плоть, так здорово после промозглой духоты церкви.

Женщины стояли перед церковью вместе со мной и ждали. Мы молчали. Сказать было нечего.

Хулио и двое других мужчин появились через десять минут. Спустя ещё десять минут, из церкви единой колонной молча вышли мертвецы. Я не хотел заглядывать в церковь и смотреть, что осталось от реднека.

Хулио подошёл ко мне. Певчая птица выглядел счастливее, чем раньше, менее напряженным, более уверенным.

− Все кончилось, − сказал он. — Мы можем идти.

Я посмотрел на него.

− Кончилось?

Он улыбнулся.

− А чего тебе ещё надо?

Я посмотрел на мертвецов, теперь держащихся вместе со своими возлюбленными. Женщины обнимали своих покойных мужей, целовали своих потерянных возлюбленных, держали мертвецов на руках. Священник посмотрел на меня и кивнул головой. Молодая женщина, которую я не знал, крепко держала его за руку.

Я отвернулся.

Что будет теперь? Думал я. Куда они пойдут? Что будут делать? Жертвы реднека были живы после смерти своего убийцы. Им не нужно будет даже воскресать для мести. Они будут бродить по пустыне, пока, наконец, не умрут? Или будут жить здесь, вернее нет, существовать здесь, в городке с названием Шмель. Что-то вроде сообщества мертвецов. Будут притворяться, что ничего не случилось, словно они никогда не давали дуба, и до сих пор живы?

Я собирался спросить Хулио, проверить, ответит ли он мне, но вдруг понял, что не хочу ничего знать.

− Идем, − сказал певчая птица. Двое других мужчин уже направились к машинам. — Теперь время женщин.

Я не знал, что он имел в виду, но и не спрашивал. Я последовал за Хулио вниз по пустой грязной улице. Я хотел поговорить об этом с Бейкером. Представил, как мы сядем возле его лачуги, выпьем немного пива, и я расскажу ему, что произошло. Мы напьемся, он объяснит мне, что все это значит, почему женщины устроили это шоу, какие тут параллели с прошлым. Мы бы обсудили эту тему досконально, и все бы уже не выглядело бы таким пугающим, злым и чертовски ужасным, как сейчас. Дистанция смягчила бы ощущения. Время бы превратило это в историю. Я наделся. Молил об этом бога.

Я сел в машину и завел мотор, затем выглянул в окно. Я увидел женщин, держащих за руки мужей, любимых, сыновей и вели их по улице к церкви. Они шли через прогалину между двумя домами из самана. Мне показалось, что я разглядел большую кучу высохшей толокнянки и полыни.

Я тронулся в путь. Я проехал мимо Хулио и не помахал ему рукой. Я поехал обратно той же дорогой.

Я включил радио. И не смог поймать ничего кроме мексиканских голосов. Я вдавил педаль газа в пол.

Через полчаса я выехал на шоссе. Я один раз посмотрел в зеркало заднего вида и посреди огромного моря тьмы, я примерно разглядел, где расположен Шмель. Мне показалось, я увидел тихий свет далеких огней.

Я свернул на обочину. Мне не