Я присел рядом с койотом. Его глаза были закрыты, он не открыл их, даже когда я назвал его по имени. Я коснулся рукой его окровавленной щеки, он застонал и попытался отстраниться.

− Ты в порядке? — спросил я.

− Шмель, − прошептал он с закрытыми глазами.

Он явно находился где-то далеко и нёс бред, я проклял себя за то, что у меня не было «Си-би» рации в «Джипе». Кейв Крик находился в десяти минутах езды отсюда, а до ближайшей больницы в Скоттсдейле ехать около часа. В мемориальной больнице Феникса был вертолет, теоретически они могли бы прилететь и забрать его, но я не мог с ними связаться.

Я боялся двигать Тринидада, но оставить его так пугало даже больше. Так что я быстро взбежал по стенке канавы, открыл дверь багажника «Джипа», развернул там одеяло, и спустился обратно к телу койота. Тринидад оказался тяжелее, чем я думал, вообще в жизни люди гораздо тяжелее, чем в кино. Но адреналин придал мне сил, я смог тащить его в слегка согнутом положении. Я осторожно положил его на одеяла, у меня руки намокли от его горячей крови. Я закрыл дверь багажника.

− Не волнуйся, − сказал я. — Я тебя домой довезу.

Тринидад стонал в агонии.

− Шмель, − повторил он.

Когда мы приехали в Кейв Крик, бедняга уже умер.

Солнце взошло ровно в пять сорок пять. В шесть тридцать температура уже перевалила за девяносто. Пока я пил свой кофе, телеведущий в утренних новостях сказал, что грядет «ещё один великолепный день». Но тем, у кого не было кондиционеров в машинах и тем, кому придется работать не в прохладных офисах, это звучало как ещё один срок в аду.

Я допил кофе и бегло просмотрел газету, не попала ли смерть Тринидада на последнюю страницу или в некролог. Ничего. Совсем. Полный ноль. Я не удивился. Место в аризонской газете всегда было занято людьми английского происхождения. Даже латиносы, добившиеся успеха, получали лишь пару строк. А смерть такого человека, как Тринидад, известного только в иммигрантском подполье, вообще не удостаивалась внимания.

Иногда я даже стыдился своей белой кожи.

Прошлой ночью я рассказал полиции все, что знал. Они все тщательно запротоколировали, но дело против реднека будет в лучшем случае слабым, ведь свидетельства основаны только на слухах людей, пользующихся дурной славой. Я знал, расследование смерти Тринидада попадет в папку «Особое расследование Феникса», с которой копы поработают два дня, особо никуда не выезжая, и поставят на ней штамп «нераскрыто». Все было бы совсем по-другому, будь Тринидад уважаемым белым, но это не так. Жара у многих отбивала охоту работать, особенно у полицейских.

Шмель.

Я ломал голову над этим словом всю ночь. Значило ли оно что-нибудь или умирающий мозг Тринидада просто вытащил его из своих глубин, пытаясь что-то сообщить мне. Я все же был ему должен. Кроме того, люди при смерти часто бормочут, значит оно что-нибудь или нет.

Я допил кофе и закончил возню с бумагами.

После восьми утра я позвонил Хогу Сантуччи, моему другу, который работал с документами в деловой части города и назвал ему это слово. Звон поднять не удалось, но получился хотя бы выстрел во тьме. Даже если Тринидад хотел мне чего-то сказать, я понятия не имел, «Шмель» это кликуха, кодовое слово, жаргонное наименование процесса или предмета, о котором знал только он сам.

Я решил навестить Хулио, посмотреть, знает ли он значение этого слова, или сталкивался ли Тринидад с реднеком.

Реднек.

Этот сукин сын начинал меня уже раздражать. Обычно, когда я брал новое дело или включался в расследование, то легко держал дистанцию и сохранял профессионализм. Я никогда не давал моральных оценок, а просто делал то, для чего меня наняли, брался за работу, если она укладывалась в рамки закона. Весь этот мусор Реймонда Чандлера, где много лишних сюжетных линий, или киношки Богарта и Митчема, где детектив постоянно влюбляется в юную милашку и потом сражается за её честь, просто чушь. Чистый вымысел. Но реднеки часто бывали злодеями в кино, и я ненавидел этих сукиных сынов. Особенно теперь, когда я не мог нарыть на него улик.

ещё сильно раздражало, что реднек, казалось, стал почти народным героем для тощих дурней, которые походили на людей из офисов службы миграции, расположенных в деловой части города. В определенных кругах знали, что это он приложил руку к пожару, который уничтожил одно из больших конспиративных убежищ нелегалов в Каса Гранде. ещё он разобрался с четырнадцатью нелегалами, что поджарились на смерть в заброшенном многоквартирном доме неподалеку от Таксона. Федералы и местные устраивали здесь большое шоу, чтобы завершить борьбу за попадание этих мест под государственную юрисдикцию, обе службы предпринимали лишь формальные попытки добыть улики. С их точки зрения, реднек просто делал за них всю работу, только по-своему, грубо и жестоко. На него не накладывались такие ограничения, как на обычного преступника, в какой-то мере они скрыто и извращенно восхищались его расистской изобретательностью.

Довольно странно, чтобы разобраться в проблеме, меня нанял отец Лопез, священник, состоявший в подпольном движении. Он устал иметь дело с упертыми людьми в синей форме, серых костюмах, и с красной полосой. Отец Лопез боялся за судьбу дюжин беженцев из Сальвадора, которых он прятал в подвале церкви. Он попросил меня посмотреть, могу ли я нарыть на реднека улики, которые помогут упрятать его в тюрьму навсегда. Отцу Лопезу угрожали не один раз, и он знал, это лишь вопрос времени, до того, как угрозы приведут в исполнение.

Пока мои поиски ни к чему не привели, но я подбирался к нему, и реднек об этом знал. Именно поэтому он и забил до смерти Тринидада. Потому что дело и вышло из-под контроля. Я не думаю, что он собирался убивать койота, но убил. Он запаниковал, зашёл слишком далеко, и теперь петля начала затягиваться. Это лишь вопрос времени, когда он проколется, совершит ошибку, и я затяну веревку. Законно сажать реднека может и не захотят, но они не смогут отвертеться от улик, да и не станут выгораживать его, если попадется. Главное дело в синей толстой папке будет закрыто.

Я остановился возле дома Хулио, его не было дома. Старая жена мексиканца, казалось, знала, куда он ушёл. Но явно не хотела сообщать гринго в ковбойских ботинках где муж,