Шрифт:
Закладка:
Попадание в цель "Черёмуха-2"(разрывной).
"Никто, зажегши свечу, не покрывает ее сосудом, или не ставит под кровать, а ставит на подсвечник, чтобы входящие видели свет.
Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы.
Итак, наблюдайте, как вы слушаете: ибо, кто имеет, тому дано будет, а кто не имеет, у того отнимется и то, что он думает иметь".
(Евангелие Луки, гл.8; ст.16-18)
Забившийся в темный угол полуподвального помещения, задыхающийся от душного, сухо-тяжёлого воздуха Савл бороздил разбитой в кровь головой по сложенной из плохо отёсанных камней стене. Адский жар принесённый пустынной бурей в Дамаск проникал всюду. Спасения от висящей в воздухе, мельчайшей, невесомой как прах пыли не было нигде. Нагрелись даже всегда холодные камни полуподвала, в который брат его матери поместил Тарсянина, чтобы хоть как-то облегчить сжигающие его изнутри страдания. Ослепший снаружи от внезапно вспыхнувшего внутри Света, сгорающий от Стыда. Савл третьи сутки метался в горячечной лихорадке. Падая время от времени на скомканную, перемешанную дорогую постель, проваливаясь на короткое время в бредовое забытье, Призванный к Служению, изо всех душевных сил боролся за свой Разум, пытаясь не "утонуть в море" открывшихся ему знаний, удержаться от падения в эту Бездну. Внезапно, то открывающиеся, то неведомо куда исчезающие яркие, чёткие картинки всей его жизни от самого рождения и до последнего вздоха, мелькали в мозгу причудливым калейдоскопом.
[—Савл Тарсянин! Самовольно присвоивший себе имя Павел. Как римский гражданин, обладающий правом гражданства от рождения, ты потребовал суда Императора. Так слушай же приговор! За нарушение Основного Закона Двенадцати Таблиц, согласно которому воля отца священна для его детей и неподчинение их его воле карается смертью, ты приговорён от отсечению головы за Отказ прославить, отца всех римских граждан, Нерона Клавдия Цезаря Августа Германика как истинного бога, с возданием положенных его божественной природе почестей! – торжественно отчеканивающий слова претор свернул свиток и посмотрев на стоящего на коленях приговорённого, кивнул головой палачу. Ухмыляясь, вытягивая правой рукой короткий римский меч и перехватывая его обеими руками, дюжий преторианец шагнул к с готовностью склонившему голову Павлу. Коротким, резким, "дроворубным" ударом, перерубить эту цыплячью шею будет не труднее, чем срубить ветку маслины толщиной с детскую руку. Дослушавший приговор, обречённый на смерть, поднял взор к чисто-синему, безоблачному нему:
–Наконец-то! Слава Тебе Господи! Слава Тебе!
Снова опустив просветлённое от ожидания скорой Встречи лицо к провонявшимся, многократно пропитанным кровью камням, искоса посмотрев на в ужасе попятившегося от него палача, промолвил с грустно-ободряющей улыбкой:
–Не пугайся. Делай своё дело. Ведь мы – для вас – всего лишь больные, сумасшедшие безумцы…]
Попадание в цель "Черёмуха-3" (испепеляющий).
[—В который раз он на неё залез? – вяло прожевал слова Сильвестр покосившись на своего клюющего носом дружка. Григорий равнодушно пожав плечами и потянувшись к графину:
–Да хрен его знает… – наливая водку себе и собутыльнику неверной, пьяно-непослужной рукой, с раздражённым шипением проливая часть мимо рюмок, – нам чё?, делать больше нечего?, считать за ним… – хихикнул пропитый алкаш, проводя растопыренной пятернёй над столом уставленным разномастными ёмкостями с веселящими напитками.
–Да это я к тому, – Сильвестр шатаясь на дорогом венском стуле покосился через левое плечо назад, – что хорошо, что этот Ёбарь-Террорист нас вперёд "пропустил", а то после его жеребячьей "дубины", нам бы там делать вааще было нечего.
Григорий с усилием повернувшись влево всем туловищем, придерживаясь левой рукой за спинку стула, чтобы не свалиться с него, посмотрел на резво похрюкивающего, быстро двигающего, заросшей белесой щетиной, жирной задницей, Колюнчика. Здоровенный, как породистый трёхгодовалый, перекормленный боров, поляк полностью покрывал худенькое тело распростёртой под ним истерзанной молодой еврейки.
–Он так-то давно хотел её…, сколько его знаю столько и хотел… – равнодушно отворачиваясь от продолжающегося полдня насилия, пробормотал Григорий, чокнувшись с Сильвестром и выплеснув водку в раззявленный рот, продолжил, – этот лабазник постоянно об этом мечтал, только и разговоров у него и было, что об этом, постоянно уговаривал меня "бомбануть" этого богатенького докторишку, – пьяно мотнул башкой на валяющееся у входа в гостиную комнату, безжизненное тело молодого мужчины. Сильвестр зажёвывая выпитую рюмку вяло похрустывающим луком, согласно промямлил:
–Ага…, точно… И ко мне он с этим тоже постоянно приставал. Я ему говорю, поймай её где-нибудь в тихом глухом месте, что сам не можешь с этой пигалицей справиться? А потом как "отдолбишь" её, сразу ж и придуши, чтобы не сдала тебя "фараонам", делов то… Нет же, боялся, не хотел сам-один на это дело идти, свинья трусливая.
Григорий подтверждающе тихо зашипел:
–Вот и я о том же. Он же сучонок, даже сегодня когда мы сюда пришли, муженька ейного "пришили" и её, связав, ему отдали, бегал по всей квартире за нами, лебезил мразь едакая, сначала вы, говорит, сначала вы, а то я первый боюсь. А я так-то совсем не хотел, я ж даже всунуть ей не смог, так она подо мной крутилась, так и кончил мимо… Ты то, хоть молодец…, догадался сразу ей пару раз по голове стукнуть, чтобы она обмякла малость…
Сильвестр обречённо махнув рукой:
–А всё равно никакого удовольствия…, противно даже как-то было. Как будто "дуньку кулакову" при толпе народа погонял…
Григорий плеснув снова в рюмки себе и Сильвестру, качнувшись зашлёпал слюнявыми губами в самое ухо подельника:
–Не нравится мне это дело вообще. Ну ладно. Деньжатами мы поживились… – похлопал он по расстёгнутой жилетке, во внутреннем грудном кармане которой забултыхалась тугая пачка ассигнаций, – но вот то, что он от своей доли отказался, – ткнул большим пальцем через левое плечо в сторону повизгивающего в предчувствии приближающегося оргазма Колюнчика, – мне ооочееень не нравится! Мне говорит, её письки вполне
