… Выныриваю из воспоминаний, как из болота. Тело потряхивает. Обнимаю себя за плечи, отложив вилку в сторону. Смахиваю слезы со щек, шмыгнув носом. Чертово прошлое. Хочу остановить это эшелон. Ошибся тогда Лобанов… Счастья никто не нашел, а боли хоть отбавляй.

Подскакиваю со своего места и бросаюсь в прихожую за мобильником. Надо позвонить родителям и дочке. Отвлечься. Снова выжечь в себе умение чувствовать. Получалось же. Даже смогла работать почти бок о бок с Лобановым. Какого же черта именно сейчас все это лезет в голову?!

Глава 19

ДЕМЬЯН

Мандариновое настроение развеивается, стоит поймать в поле зрения родительский дом. Мысли о Раечке вызывают улыбку. Встречает меня всегда, словно год не видела. Суетится, старается угодить. Золотой мой человек. Сколько раз объяснял, что отношение к ней не измеряется ее умением готовить и следить за домом, но она все равно как юла.

— Демьян, — встречает меня на ступенях центрального входа. — А я как раз блинов с мясом наделала и соус с базиликом. Как ты любишь.

Обнимаю Раю и целую в щеку.

— Вещи мои собрала? — прохожу в дом следом за домоправительницей.

Скидываю обувь и, не сбавляя скорости, шагаю в гостевую ванную. Умываюсь. Рассматриваю лицо в зеркало, то с правой стороны, то с левой. Побриться надо. У Лизы кожа нежная, моя щетина ей точно не зайдет.

Рядом с Полянской, когда она не ершится, ахуительно. Напряжение считывалось, конечно, но не парило. На кой хер я рассказал ей про Пашку — не вкурил. А вот то, что она слушала меня с интересом, торкало зачетно. Раньше ни с одной своей девушкой я бесед не вел. Никогда. Максимум о позе, в которой собираюсь драть.

— Ешь, а то остынет, — Раечка присаживается на край стула, подпирает подбородок ладонью и смотрит на меня большими карими глазами.

— Очень вкусно. Спасибо, — улыбаюсь. Зачерпнув ложкой соус, размазываю его по блину, и откусываю.

— А ты сегодня один, — будто бы хвалит меня Рая.

Заебись наблюдение. А я никого и не хочу. Только выдру мою несговорчивую. Разрядка в чулане все еще вызывает чувство брезгливости. Нахуя поперся? Все из-за Лизы. Бля, она сидит у меня под кожей. Манит как конфетка, а я вроде на сладкое не падок.

Сегодня моя училка откровенничать не стала, но я развяжу ей язычок.

— Раечка, есть мандарины?

— Конечно, — подскакивает та с места и идет к холодосу. — Фреш?

— Угу…

Жую, прокручивая новые знания о Полянской. У нее есть дочь… Пиздец. Я вообще подобного не предполагал. Малая еще девчушка. Кто же ее папаша? Почему спермодонок не с Лизой? Предпочитаю думать, что это случайность и преподша сама не знает, от кого родила. Потому что при мысли о постороннем мужике, который регулярно трахает мою училку, хочется поехать к ней. Схватить за шею, впечатать в стену и вытравить любые мысли, которые не связаны со мной. Придушить, короче…

Бля, во мне Отелло проснулся или я ебанулся?

Нет. Точно. Просто я не люблю делиться своим, личным, а училка моя. Со всеми ее тараканами в башке. А как она забавно тянет мочку, когда нервничает. Кстати, уши у нее неидеальные. Одно чуть больше другого, будто сережкой оттянуто. Такое видел у бывшей жены дядьки. Она носила массивные украшения. Говорила, что ее бабка приучила.

Аппетит пропадает. Отодвигаю тарелку, взяв стакан с соком и выпивая залпом. В мозг лезет училка и Влад. Как она смотрит на него голубыми глазами, а потом сосется с упоением. Сука, бля…

— Все, я сваливаю, — подскакиваю, целую опешившую Раю и мчу в комнату за шмотками.

Хватаю две сумки и сбегаю на первый этаж, наталкиваясь в дверях на отца. Ну что, твою мать, за невезение?! Теперь заебет желанием перетереть наше “недопонимание”.

— Дема, не спеши уходить.

— Тороплюсь, — смотрю на родителя, поправляя на плече ремешок.

— Сын, не хочу ссориться, но ты меня вынуждаешь использовать радикальные меры, — отец ослабляет рывком галстук, проходя мимо. Проверяет мобильный и отключает его. — Жду тебя в кабинете.

Стою как дебил и смотрю бате вслед. О чем нам разговаривать? Можно подумать в беседе за чашечкой ко-офе получится стереть всю грязь, в которой он варится с матерью.

Насрать на его просьбы и уйти? Или высказать в морду все, что думаю? Скидываю сумки на пол и решительно иду в кабинет.

Переступаю порог комнаты.

Было время, когда я любил здесь бывать. Забирался под стол, прятался за занавесками, пока ждал отца. Запах качественного алкоголя и кожи навевали на меня мысли о ковбоях. Вот же придурок.

Сидя за массивным дорогим столом с зеленой лампой Ильича, родитель хрустит костяшками пальцев, сцепив их в замок. Падаю на диван, демонстративно издавая раздраженный вздох.

— Что? — расставляю широко ноги, закинув локоть на спинку.

— Как дела в институте? Когда соревнования? — отец выбивает пальцем из пачки “Парламента” сигарету и чиркает роликом зажигалки.

— Давно курить начал? — усмехаюсь, пропуская вопросы, которые его не касаются.

— С тобой не только закуришь, — максимально затягивается, закашливается и сразу тушит отраву о каменную подставку с часами. — Сын, что происходит? Ты вроде вырос, и мы можем решать вопросы как мужчины, а не бегать от проблем.

— Не вижу смысла лезть в вашу с матерью жизнь. Если вас все устраивает, то мое мнение не роляет.

Отодвинув кресло, он встает из-за стола, подходит и садится рядом.

— Демьян, давай начистоту?

— Валяй, — пожимаю плечами. Мне похуй, в принципе.

— Какие у тебя ко мне претензии? — шарашит вопросом.

Смотрю на отца, сощурив глаза. Он взгляд не отводит. Хмурит широкие брови.

— Оставь маму в покое. Съебни к своим шалавам. Без тебя она сможет стать счастливой.

— М-да… — тянет отец, шлепком опуская ладони на колени. — Твое мнение и правда… не роляет. Я не собираюсь бросать семью.

— Какая семья? Она ревет каждую ночь. Ты ночуешь в гостевых спальнях, так откуда тебе об этом знать, да? — срываюсь, поджимая от досады губы. — Думаешь, она не сечет о твоих похождениях? Ты учил меня быть порядочным. Втирал, блять, что честность — важное качество мужика. А сам?

— Я не изменяю Елене. Хочешь — верь, хочешь — нет.

Уперевшись ладонями в кожу дивана, отец резко поднимается и подходит к окну, демонстрируя мне широкую спину. Пиздюком я любил сидеть на его плечах, воображая, что являюсь центром вселенной. А теперь его работа — ось жизни.

— Мне все равно, — гоню, че уж.

В грудине тянет непонятным чувством вины и мне это не нравится. С