Вот она и решила, что дочь исполнит ее мечту. Но девочка не родилась лебедем, а гадких утят в хореографическое училище не берут. Маленькая Лера зря старалась угодить маме, Эмилии от дочки требовалось только одно. Она должна была получить право говорить:

– Я мать примы-балерины, ребенок весь в меня. Пожертвовала карьерой великой танцовщицы, чтобы воспитать гениальную балерину. Имею право сидеть в Царской ложе, раздавать интервью прессе.

Но не срослось. Почему бы не радоваться, не говорить всем: «Моя дочь художник и писатель. Ее сказки пользуются успехом, а иллюстрации, которые она сама рисует, великолепны»? Так не о том мечталось! И мать литератора в мире, который придумала Эмилия, не котируется. Да, живописец, конечно, ценится, но разве можно сравнить его с примой-балериной? Ей рукоплещут зрители разных стран! А художник, перепачканный красками, – кому он нужен? Вероятно, Эмилия не способна простить дочке свои разбитые мечты.

Я выключил свет и опять лег. Но мысли продолжали плясать кукарачу в моем мозгу.

Что за странная история с голосом Кирилла? Он его потерял из-за разрыва с Таней? Слышал о подобных казусах. Сильное волнение и не такое способно сотворить с человеком. Но потом, после рождения Мариуса, его отец вдруг запел. И почему мне не дают покоя слова «Я здесь! Тут вазы! Вазы, вазы, вазы»? Почему они кажутся невероятно важными? «Вазы, вазы, вазы»!

Надо срочно найти Нину Токину и поговорить с ней. Нельзя верить всему, что слышишь от людей, возможен вариант игры «испорченный телефон». Современным детям она неизвестна, у них другие радости. Во дворах девочки не прыгают через скакалку, никто не забавляется прятками. И «испорченный телефон» забыт, а как весело было в школе на перемене, когда все садились на скамейки, первый шептал в ухо другому «собака», тот слышал «бака», передавал третьему, тот говорил четвертому «бяка», а у последнего выходило «кака». А ведь все начиналось с «собаки»!

Глава двадцать первая

Не успел я утром сесть позавтракать, как Борис объявил:

– Нина Тимофеевна Токина исчезла. Никаких сведений о ней нет. Отец и мать женщины давно скончались. Квартиру балерина продала, занималось сделкой агентство «Нори-Мори». Оно давно прекратило свое существование. Сейчас в апартаментах живет дочь покупателей, они сами умерли. Наследница ничего не знает о прежних владельцах. Где Нина? Тайна за семью печатями. Данных о ее прописке ни в Москве, ни в других городах-селах нет. Пенсию не получает, жильем и машиной не владеет. Замуж не выходила, детей не рожала, в соцсетях отсутствует. Вероятно…

Борис замолчал.

– Полагаете, женщина скончалась? – спросил я.

– Возможно, но нет информации о ее смерти, погребении. Ее могли убить, где-то закопать. Родственников у бедняжки на момент пропажи не было, никто ее не искал. А Кирилл Мефодиевич до своей смерти жил с Эмилией, у них родился сын Мариус. Юноша окончил балетное училище, но танцором не стал. Занят в айти-сфере. Связаться с ним пока не удалось, не отвечает на сообщения, в соцсетях его нет.

– У айтишника отсутствует аккаунт? – поразился я. – Понимаю, что банальные «Одноклассники», «ВК» и «Телеграм» ему не нужны. Но есть же профессиональные сети!

– Знаю двух очень талантливых парней в мире интернета, – усмехнулся Борис. – У одного профиль на имя Татьяна, другой – Екатерина. Есть «великие» айти-специалисты, которые рекламируют себя повсюду, громко говорят о своей гениальности, зазывают клиентов. Но не советую с ними связываться, перед вами обычные инстацыгане. Есть те, кто реально способен на все в Сети, но таким специалистам реклама не нужна. Во-первых, у них миллионные оклады, во-вторых, у них позиция «тот, кому я в самом деле нужен, сам меня найдет». Может, поговорить еще раз с Леокадией? И… О! Мариус! Только вспомнил о нем, и пожалуйста!

Боря взял трубку.

– Добрый день. Так, так, так, понимаю. Хорошо. Сегодня можете? В одиннадцать? – Борис посмотрел на меня, я кивнул.

– Спасибо, Иван Павлович Подушкин обязательно приедет. Да, конечно, понял.

Мой секретарь положил трубку на стол.

– Милый молодой человек. Вежливо разговаривает, извинился, что не сразу ответил: куда-то уезжал по работе. Ждет вас в своей квартире, в той, где когда-то обитала вся семья Фокиных. Эмилия сейчас в санатории, завтра возвращается в Москву.

Я встал.

– Соберусь потихоньку и отправлюсь. Полагаю, джип около дома Мариуса оставить негде…

– Ох! – воскликнул Боря. – Ну я голова садовая! Мужчина попросил сбросить ему на «Ватсап» номер машины, вас впустят в закрытый двор.

– Очень мило со стороны молодого человека подумать об удобстве незнакомого ему сыщика, – улыбнулся я. – Сейчас парковка в столице – увлекательное и совсем недешевое занятие! Сначала надо найти свободное место, потом выяснить, сколько придется вынуть из кармана за час нахождения там. Хорошо, что я резидент, мне в центре бесплатно стоять можно, но пространство для того, чтобы приткнуть машину, все равно искать придется. Въезды-то во все дворы закрыты. Жильцов можно понять, у них свои «лошади» есть… Пойду собираться.

– У вас еще есть время, – попытался остановить меня Боря.

– Не люблю опаздывать, а ситуация на дороге меняется постоянно, она совершенно непредсказуема. Поедет кто-нибудь из высоких чинов в Кремль – всю округу перекроют. Удивительно, как трансформировалась мода на жилье. В моем детстве переулки рядом с Садовым кольцом считали элитными. Владельцев квартир там называли «центровыми». Были еще «писательские» и «актерские» кооперативы на улицах Черняховского и Усиевича в районе метро «Аэропорт». «Профессорские» кварталы близ станции «Университет», другие очаги респектабельности. Но центр Москвы в моих детстве и юности был вне конкуренции по престижности.

– «Марьина роща» в те времена была бандитским подворьем, – добавил Боря, – окраиной Москвы с дурной репутацией. О Подмосковье уж не говорю, живешь там – значит, деревенщина.

– Ну почему? – возразил я, допивая чай. – Переделкино, Красная Пахра, Снегири…

– Иван Павлович, – засмеялся батлер. – Вы сейчас называете места, где, опять же, селились разные знаменитости: литераторы, художники, актеры… А я про село Большие Сапоги, где в избах нет центрального водоснабжения, газа, телефона, топят дровами, таскают ведра из колодца. Помните женщин в плюшевых куртках? Мне всегда их было жаль.

– Конечно, – кивнул я. – Они наряжались во все лучшее, потому что приезжали в Москву за сыром, маслом. Тоже сочувствовал этим дамам. Жизнь у них была трудная. Но эти замечательные тетушки успевали все: огород в порядок приводить, за скотиной присматривать, стирать, готовить, детей воспитывать, мужа любить, стариков в семье обихаживать. Героическим сельским жительницам ни орденов, ни медалей не доставалось. Пенсия копеечная, но они не рыдали над своей судьбой, обладали чувством юмора. Как-то раз молочница, которая на рынке нам творог и