заполнено, поэтому я направилась на парковку, чтобы вернуться в Таунсвилл. Было слышно, как в темноте на деревьях попискивают летучие лисицы. Меня заверили, что завтра ночью все непременно свершится.

Большой Барьерный риф — это на самом деле совокупность множества рифов. Всего их около 3000, и все вместе они занимают площадь 350 000 км2, больше, чем территория Италии. Если и есть на Земле более впечатляющее место — или несколько мест, — я таких не знаю. Однажды я провела неделю на исследовательской станции на крошечном острове у южной оконечности рифа, расположенного вдоль Тропика Козерога. Я ныряла с маской возле острова Уан-Три и видела умопомрачительное многообразие кораллов: ветвистые, кустистые, похожие на мозг, пластинчатые, в форме вееров, цветов, перьев и пальцев. Еще я видела акул, дельфинов, мант, морских черепах, морских огурцов, осьминогов с испуганными глазами, гигантских моллюсков с распахнутыми створками и рыб, разноцветных, как детские мелки.

На одном клочке здорового кораллового рифа можно найти больше видов живых существ, чем на такой же площади где-либо еще на Земле, включая тропические леса Амазонки[118]. Исследователи однажды извлекли одну колонию кораллов и насчитали в ней более 8000 обитателей рифов, относящихся более чем к 200 видам[119]. Используя методы генетического секвенирования, другие исследователи подсчитали количество видов только среди ракообразных, которые они смогли там найти[120]. В одном куске коралла размером с баскетбольный мяч с северной оконечности Большого Барьерного рифа они обнаружили более 200 видов (в основном крабов и креветок), а в куске такого же размера с южной оконечности определили почти 230 видов. Подсчитано, что во всем мире на рифах обитает от одного до девяти миллионов видов[121], хотя ученые, проводившие исследование ракообразных, пришли к выводу, что даже самые высокие оценки, возможно, сильно занижены. Вполне вероятно, писали они, что «биоразнообразие рифов серьезно недооценено».

Это разнообразие особенно примечательно, если учитывать окружающие условия. Коралловые рифы встречаются только в полосе, которая идет вдоль экватора, примерно от 30° с. ш. до 30° ю. ш. В этих широтах верхний и нижний слои воды почти не смешиваются и наблюдается дефицит основных питательных веществ, например азота и фосфора. (Вода в тропиках так удивительно прозрачна потому, что в ней мало кто выживает.) Как рифы поддерживают такое разнообразие жизни в этих суровых условиях — давняя загадка для ученых; загадка, которая получила название «парадокс Дарвина». Наиболее правдоподобный на сегодняшний день ответ заключается в том, что обитатели рифов разработали идеальную систему утилизации: отходы одного существа становятся сокровищами для другого. «В коралловом городе нет отходов, — писал Ричард Мерфи, морской биолог, работавший с Кусто. — Продукты жизнедеятельности каждого организма являются ресурсами для других»[122].

Поскольку никто не знает, сколько существ зависит от рифов, нельзя предугадать, сколько из них пострадает от их разрушения; но очевидно, что это число огромно. Подсчитано, что каждое четвертое существо в океанах проводит по крайней мере часть жизни на рифе. По словам Роджера Брэдбери, эколога из Австралийского национального университета, если бы рифы исчезли, то моря выглядели бы во многом так же, как в докембрийские времена, более 500 млн лет назад, еще до того, как появились ракообразные. «Это была бы сплошная слизь»[123], — заметил он.

Большой Барьерный риф — национальный парк, которым заведует Администрация морского парка под тем же названием. За несколько месяцев до моего визита в Австралию администрация выпустила «прогнозный отчет», который обязана выпускать каждые пять лет. В нем говорилось, что долгосрочные перспективы рифа, которые раньше описывались как «плохие», ухудшились до «очень плохих».

Примерно тогда же, когда администрация опубликовала эти мрачные прогнозы, австралийское правительство одобрило строительство новой гигантской угольной шахты всего в нескольких часах езды к югу от Морского симулятора[124]. Ожидается, что шахта, которую часто называют «мегашахтой», будет отправлять большую часть добытого угля в Индию через порт Эббот-Пойнт, расположенный прямо рядом с рифом. Как отмечали многие комментаторы, сохранение кораллов и добыча большого количества угля — это виды деятельности, плохо согласующиеся друг с другом.

«Самый безумный энергетический проект в мире», — гласит статья в журнале Rolling Stone[125].

Оказалось, что штаб-квартира Администрации морского парка находится в Таунсвилле, в полупустом торговом центре. На второй день моего пребывания в городе я отправилась туда, чтобы поговорить с главным научным руководителем управления Дэвидом Вахенфельдом.

— Если бы мы были решительнее в отношении изменения климата тридцать лет назад, я не знаю, состоялся бы у нас этот разговор, — сказал мне Вахенфельд. На нем была темно-синяя рубашка поло с вышитым символом Австралийского содружества, на котором изображен кенгуру, пристально смотрящий на эму. — Скорее всего, мы бы сказали, что нам достаточно просто защищать морской парк, а риф сам о себе позаботится.

Однако, по его словам, положение сейчас таково, что людям придется вмешаться. Совместно с различными университетами и исследовательскими организациями администрация планировала потратить не менее 100 млн австралийских долларов (около $70 млн американских) на изучение различных способов помочь рифу. Среди них: запуск подводных роботов для повторного засева поврежденных рифов, разработка какой-то ультратонкой пленки для затенения рифов, подача воды из глубины на поверхность для охлаждения кораллов и метод, получивший название «осветление облаков». Последний вариант подразумевает распыление крошечных капель соленой воды в воздухе для создания своего рода искусственного тумана. Соленый туман, по крайней мере теоретически, должен образовывать светлые облака, которые будут отражать солнечный свет обратно в космос и тем самым противостоять глобальному потеплению.

Вахенфельд сказал мне, что новые технологии, вероятно, придется применять в комплексе, чтобы, например, робот мог доставить генетически улучшенных личинок на риф, затененный тонкой пленкой или искусственным туманом.

— У нас масса потрясающих инновационных идей, — сказал он.

В тот вечер я снова поехала в Морской симулятор. Рядом с парковкой копошилась в земле семейка диких свиней. Представители этого синантропного вида лоснились от жира и, похоже, были вполне довольны жизнью. Постепенно студенты и исследователи заполняли помещение. Когда искусственное солнце зашло над искусственным морем, все снова озарилось красными огоньками фонариков, которые метались в полумраке, как светлячки.

Пришли все, кто был здесь прошлой ночью. Помимо команды Ван Оппен я узнала группу, которая планировала заморозить гаметы кораллов, чтобы застраховаться на случай апокалипсиса, и еще одну, которая хотела изменить эмбрионы кораллов на генетическом уровне. Появились и новые лица. Из Сиднея прилетела команда кинематографистов. (Мне пришло в голову, что если все прочие были коралловыми вуайеристами, то киношников можно было назвать порнографами.)

Пол Хардисти, глава института, заведующего Морским симулятором, тоже пришел на шоу. Хардисти, родом из