Шрифт:
Закладка:
Обновленцы, стремясь к полной легализации своих религиозных учреждений, в соответствии с советским законодательством, требовали от приходов регистрации в месячный срок[388]. В этом прослеживается не только попытка монополизации обновленческим движением церковной жизни в регионе, но и стремление осуществлять нормальную церковную жизнь легально, не входя в противоречие с государственным законодательством, чтобы обеспечить духовенству и верующим нормальное существование. Приход для получения регистрации должен был представить Устав, заполненную анкету для религиозных учреждений, дополнение к нормальному Уставу общины. Регистрация производилась строго по инструкции. Инструкцию и образцы необходимых документов можно было получить только в СЕУ, что лишало приходы самостоятельности при регистрации общины.
Ослабление гонений, возможность получения дохода со священнической деятельности и доступ к священству второбрачных, удерживали многих клириков (в т. ч. корыстолюбивых и карьеристов) в обновленческой юрисдикции. Многие священники, напротив, считали обновленчество временным и ждали безопасного момента для возвращения в Патриаршую Церковь. Весьма примечателен пример настоятеля Андреевского прихода г. Ставрополя игумена Серафима (Надворного). Признав ВЦУ и СЕУ, он не стал отказываться от монашеского пострига и выполнял только те предписания СЕУ, которые напрямую не противоречили канонам. В противостоянии с епархиальным управлением он умело манипулировал советским религиозным законодательством.
С усилением обновленчества на Ставрополье во второй половине 1923 г. можно говорить о некотором подъеме активности приходской жизни. Довольно четко это прослеживается на примере Андреевского прихода г. Ставрополя. Хорошо заметны попытки улучшения богослужебного строя храма путем приглашения на должность регента известного музыканта В.Д. Беневского. Для проведения благотворительной работы была организована специальная ячейка, но дальше сбора денег дело не пошло.
Помимо улучшения приходской деятельности, необходимо отметить и заботу, проявляемую коллективом верующих Андреевского храма о содержании духовенства. Приход пытался достойно оплачивать священнический труд и раньше, до отпадения в обновленческий раскол[389], но в 1923 г. высвободились дополнительные средства в связи со смягчением налогового гнета. Например, 31 августа 1923 г. на заседании церковно-приходского совета Андреевского храма постановили единовременно выдать двум священникам прихода по 2000 руб., остальным членам клира – по 1000 руб., церковнослужителям – по 100 руб. Кроме того, совет решил священнику Алексию Федорову оплатить квартиру за счет храма[390].
В то же время отмечена волна репрессий в 1922–1923 гг. органами ОГПУ, а также самими обновленческими органами епархиального управления, против духовенства и верующих, оказавших наиболее серьезное сопротивление обновленчеству. В с. Медведском Ставропольской губернии из-за нежелания принять обновленческого священника приход был лишен регистрации и в нем было запрещено совершать богослужения при формальном сохранении храма открытым[391]. Вероятно, это было сделано в качестве выбора: либо закрытие храма, либо принятие священника-обновленца. В Пятигорске были арестованы диакон Иоанн Мешалкин и протоиерей Иоанн Прокопович за отказ признать обновленческие ВЦУ и епископа Александра Шубина[392]. Например, в ст. Суворовской настоятель храма Казанской иконы Пресвятой Богородицы протоиерей Иоанн Крылов после освобождения патриарха Тихона объявил прихожанам о возвращении в юрисдикцию Патриаршей Церкви. На приходе возникли разногласия: один штатный священник был ярым обновленцем, а другой – боялся оказывать сопротивление. После визита на приход обновленческого епископа Александра Шубина настоятель храма был запрещен в служении, а сама церковь окончательно оказалась в руках обновленцев[393]. К этому времени все действующие храмы Кавказских минеральных вод принадлежали обновленцам. В руках духовенства Патриаршей Церкви находилось лишь несколько молитвенных домов, формально закрытых органами советской власти [394].
Несколько другим путем развивалась обновленческая церковная жизнь в Пятигорской епархии. Еще в 1922 г. отпавший в обновленчество епископ Макарий (Павлов) начал насаждать либеральные изменения в церковной жизни, опираясь на ВЦУ. На места он стремился назначать верное себе духовенство. Например, в сентябре в ст. Ассинской Горской республики произошел конфликт священника с прихожанами. После долгого отказа вмешиваться в проблему (из-за отказа от управления Владикавказской епархией), епископ Макарий назначил на этот приход запрещенного в служении священника г. Грозного Н. Шумовского, известного своими модернистскими взглядами[395].
Мало что изменил приход на Пятигорскую кафедру обновленческого епископа Александра Шубина, любившего «театрализованные» богослужения в духе будущего лидера обновленчества А.И. Введенского. Вокруг себя он концентрировал экзальтированных дам и людей с полусектантским псевдоправославным настроем. Духовенство его не воспринимало всерьез, считая религиозным авантюристом. А. Шубин в среде священнослужителей приобрел себе презрительное прозвище «Шурка-душка»[396].
Интересный случай произошел в августе 1923 г. на праздник Успения Пресвятой Богородицы. Обновленческий епископ А. Шубин организовал огромный крестный ход из Пятигорска на Бештау во Второафонский Свято-Успенский мужской монастырь. Крестный ход был встречен монахами и верующими паломниками как из городов и сел КМВ, так и других местностей. После ожесточенных споров Д.М. Кахно с А. Шубиным, большинство обновленцев перешли на сторону монахов, а обновленческий епископ в окружении нескольких почитательниц вернулся в Пятигорск[397]. Вероятно именно этот эпизод послужил первым толчком к возвращению верующих из раскола.
К 1924 г. уже можно говорить об окончании формирования особенностей церковной жизни обновленцев. Епископ Ставропольский Христофор (Сокольский) старался углубить подчинение приходов государству и обновленческим органам церковной власти. В мае 1924 г. приходам было вменено в обязанность уведомлять органы ЗАГС о совершении Таинств Крещения и Венчания, а также о погребении умерших [398]. Для контроля над приходами епархии регулярно проводились епархиальные пастырские собрания, приходам регулярно напоминали, что они должны подчиняться СЕУ и Синоду[399].
С усилением насаждения обновленчества епископом Христофором усугубился кризис взаимоотношений епархиального руководства с приходами. В этих условиях СЕУ стремилось к полному подчинению Священному Синоду и местным органам советской власти, а приходы преследовали только одну цель – сохраниться в условиях внутрицерковной смуты.
Картина противостояния приходов со Ставропольским епархиальным управлением и епископом Христофором (Сокольским) хорошо вырисовывается на примере Андреевского храма. 17 августа 1924 г. общее собрание прихожан Андреевского прихода приняло решение об увольнении священника
Алексия Федорова, «не признающего соборного начала, и стремящегося к подчинению прихода и совета своей единоличной власти»[400]. Епископ Христофор назвал это решение незаконным и неканоничным. Община отказалась менять свое решение, ссылаясь на советское законодательство, установившее, что именно религиозная община избирает служителей культа и оплачивает их службу из своих средств. Кроме законодательства, община храма ссылалась на решение Ставропольского административного отдела НКВД[401].
В противостоянии с епископом община отказывалась исполнять каноны Церкви, признавая только советское законодательство[402], тогда как позднее, находясь уже в юрисдикции Патриаршей Церкви, основным законом приход признал церковные каноны[403], а советское законодательство лишь в
