этим безупречным пробором.

– Я бы предпочел, чтобы мы были прежде всего людьми, а уж потом англичанами, – пробормотал Шелтон. – По-моему, эти наши убеждения – своего рода иллюзии, разделяемые всей нацией, а я терпеть не могу иллюзий.

– Ну, если на то пошло, – заявил майор, – весь мир живет иллюзиями. Возьмите историю, и вы увидите, как на всем своем протяжении она только и делала, что создавала иллюзии, не так ли?

Этого Шелтон не мог отрицать.

– В таком случае, – продолжал майор (который был явно человеком высокообразованным), – коль скоро вы признаете, что движение, труд, прогресс и все прочее существуют собственно для того, чтобы создавать эти иллюзии, что они… ммм… так сказать, являются… ммм… продуктом непрерывного совершенствования нашего мира (эти слова он произнес очень быстро, словно стыдился их), так почему же вы хотите их уничтожить?

На минуту Шелтон задумался, потом решительно скрестил руки на груди и ответил:

– Да, конечно, прошлое сделало нас такими, какие мы есть, и его нельзя уничтожить, но что вы скажете о будущем? Не пора ли впустить к нам струю свежего воздуха? Соборы великолепны, и всякий любит запах ладана, но если столетиями не проветривать помещение, можно себе представить, какая там будет атмосфера.

Майор улыбнулся.

– Следуя вашим же собственным утверждениям, – сказал он, – вы лишь создали бы себе новые иллюзии.

– Да, – подтвердил Шелтон, – но они по крайней мере соответствовали бы потребностям настоящего.

Зрачки у майора сузились: он явно считал, что разговор становится банальным.

– Не понимаю, какой смысл всячески принижать себя, – сказал он.

Шелтон подумал, что его могут счесть болтуном, но все же сказал:

– Нужно полагаться на свой разум; я, например, никогда не смогу заставить себя поверить в то, во что не верю.

Минутой позже, крепко пожав руку Шелтону, майор простился с ним, и Шелтон долго следил, как он, пропуская жену вперед, пробирался к выходу.

– Дик, разрешите вас познакомить с мистером Уилфридом Керли, – послышался сзади голос хозяйки, и молодой человек с выпуклым лбом и свежим румянцем на щеках застенчиво пожал ему руку и пролепетал робея:

– Очень рад. Как вы поживаете?.. Я? Да, благодарю вас, превосходно!

Теперь Шелтон вспомнил, что обратил внимание на этого молодого человека, как только вошел в комнату: тот стоял в уголке и улыбался собственным мыслям. В нем было что-то необычное: казалось, он влюблен в жизнь, казалось, считает ее каким-то живым существом, которому можно задавать бесконечные вопросы – вопросы интересные, остроумные, самые волнующие. Он производил впечатление человека робкого, учтивого, с независимыми взглядами и, несомненно, тоже был англичанином.

– Вы умеете спорить? – спросил Шелтон, не зная, с чего начать разговор.

Молодой человек покраснел, улыбнулся, отбросил волосы со лба.

– Да… нет… право, не знаю, – ответил он. – Мне кажется, у меня голова недостаточно быстро работает, чтобы участвовать в споре. Вы ведь знаете, сколько мозговой энергии нужно на каждую фразу. Это страшно интересно.

И, согнувшись под прямым углом, он вытянул руку и стал пояснять Шелтону свою мысль.

Шелтон смотрел на руку молодого человека, на выражение его лица, когда он хмурил брови или слегка ударял себя по лбу, подыскивая нужные слова: этот юноша очень заинтересовал его, – а тот вдруг прервал свои рассуждения и взглянул на часы.

– Мне, кажется, пора, – проговорил он, весь залившись краской. – Я должен быть в «Берлоге» не позже одиннадцати.

– Мне тоже нужно идти, – сказал Шелтон.

И, попрощавшись с хозяйкой дома, они пошли за своими шляпами и пальто.

Глава XIV. В вечернем клубе

– Могу я полюбопытствовать, что такое «Берлога»? – спросил Шелтон молодого человека, когда они вышли на улицу, где дул холодный ветер.

– Да просто вечерний клуб, – улыбнувшись, ответил его спутник. – Мы дежурим там по очереди. Мой день – четверг. Не хотите ли зайти? Вы там увидите много интересных типов. Это совсем близко, за углом.

Шелтон с минуту поколебался и ответил:

– С удовольствием.

Они подошли к дому, стоявшему на углу мрачной улицы; дверь была открыта, и в нее только что вошли двое мужчин. Шелтон и молодой человек поднялись следом за ними по деревянной свежевымытой лестнице и оказались в большой комнате с дощатыми стенами, где пахло опилками, газом, дешевым кофе и старым платьем. В ней был бильярдный стол, два или три деревянных столика, несколько деревянных скамей и книжный шкаф. Кругом стояли и сидели на скамьях юноши и люди постарше, из рабочих (Шелтону показалось, что у них на редкость удрученный вид). Один читал; другой, прислонясь к стене, с разочарованным видом пил кофе; двое играли в шахматы, а четверо без конца стучали бильярдными шарами.

К новоприбывшим, кисло улыбаясь, тотчас же подошел невысокого роста человечек в черном костюме, бледный, с тонкими губами и глубоко запавшими глазами, окруженными чернотой, – видимо, распорядитель.

– Вы что-то поздновато сегодня, – сказал он, обращаясь к Керли, и, окинув Шелтона взглядом отшельника и аскета, спросил, не дожидаясь, пока их познакомят: – Вы играете в шахматы? А то вон Смит ждет партнера.

Молодой человек с безжизненным лицом, который уже расположился перед засиженной мухами шахматной доской, мрачно спросил Шелтона, какими он будет играть – черными или белыми. Шелтон выбрал белые. Атмосфера добродетельности, царившая в комнате, действовала на него угнетающе.

Человечек с запавшими глазами остановился возле них в неловкой позе и принялся наблюдать за игрой.

– Вы стали лучше играть, Смит, – сказал он. – Я думаю, что вы сможете дать Бэнксу коня вперед!

И впившись в Шелтона мрачным взглядом фанатика, он проговорил: монотонно, в нос, страдальческим голосом и все время кусая губы, точно твердо решил всеми силами смирить плоть – когда тот проиграл партию.

– Вы должны почаще приходить сюда. Сможете неплохо попрактиковаться. У нас есть несколько отличных шахматистов… Вам, конечно, далеко еще до Джонса и Бартоломью, – добавил он, обращаясь к противнику Шелтона, словно считал своим долгом поставить его на место. – Вы должны почаще приходить сюда, – повторил он, вновь обращаясь к Шелтону. – Среди членов нашего клуба есть немало превосходных молодых людей. – И он не без самодовольства оглядел унылую комнату. – Сегодня у нас меньше народу, чем обычно. Где, например, Тумс и Боди?

Шелтон тоже с тревогой поглядел по сторонам, невольно почувствовав симпатию к Тумсу и Боди.

– Что-то они, мне кажется, развинтились, – заметил человечек с запавшими глазами. – Наш принцип – развлекать всех и каждого. Одну минутку: я вижу, Карпентер ничего не делает.

Он направился к мужчине, который стоял на другом конце комнаты и пил кофе, но не успел Шелтон взглянуть на своего противника, пытаясь придумать, что