Шрифт:
Закладка:
— Не переживай, я уверен, Себастьян поймёт и с готовностью поговорит с тобой… а? Что такое? Ты плачешь?
Оминис в одно движение оказался рядом, неловко приобняв меня за плечи. Мои рыдания набирали силу, и я отчаянно уткнулась другу в плечо. В нос ударил резкий запах тмина. Он не был хорош в утешениях, поэтому ограничился лишь неумелыми похлопываниями по спине и неразборчивыми причитаниями.
— А тебе не надо на уроки? — я неохотно подняла голову от уже насквозь промокшей мантии Оминиса и стала яростно тереть глаза, пытаясь хоть что-то увидеть.
— У меня сейчас профессор Бинс, а мы с ним на короткой ноге, так что он поймёт, когда я ему всё объясню.
— Ох, ты оставил историю всё-таки? Ужас, я не завидую тебе, Бинс — такой зануда… Он мне тут недавно сказал: «Юная лоза смогла победить столетний дуб… Лоза — это вы, а дуб — это Ранрок». Что это было вообще? Вот как на это реагировать?
Я не сразу сообразила, почему Оминис сложился пополам, но тут услышала гогот и всё поняла. Я с готовностью подхватила настроение друга, и мы уже вдвоём хохотали, развалившись на диване.
Слёзы остались на прежнем месте, только теперь они были отнюдь не горькими.
***
Я смог разлепить веки, только когда солнце почти скрылось за горизонтом. Всё тело ломило, и я не понимал, из-за чего: температуры или неудобных больничных коек?
Резко втянув воздух, попытался перевернуться на другой бок, но он тут же заныл, напоминая о ране. В голове всплыли слова медсестры о том, что на него лучше не ложиться, дабы не повредить повязку. Левой рукой попытался нашарить стакан с водой на тумбочке, но наткнулся на кусок пергамента. В темноте было ни черта не разобрать, а палочка куда-то запропастилась, и я попытался, сидя на койке, поймать луч уходящего солнца, заглядывающего в окно. Я едва смог разобрать слова, написанные почерком Анны:
«Себастьян, я приходила, но ты спал. Не хотела тебя будить, так что приду завтра. Постараюсь на перемене, но могу не успеть. Если что, жди вечером. Поправляйся скорее, я очень по тебе скучаю.
Целую, Анна»
Эта короткая записка грела мою душу, но я поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы она была от Амелии. Замахнулся, чтобы хлопнуть себя по лбу, но бок снова заныл, а голова закружилась от сидячего положения. Я свернул пергамент и сунул его под подушку, быстро укладывая на неё голову, пока меня не стошнило.
Воспоминания о произошедших утром событиях накрыли волной. Я вдруг вспомнил испуг и визг первокурсников и горящие огнём глаза Амелии.
Больше всего на свете я бы хотел сейчас её увидеть. Конечно, выгляжу я как побитая дворняга, но плевать. Наверняка её весь день отчитывали из-за моей раны. Надо обязательно поговорить с директором и профессором Уизли, сказать им, что я не злюсь. Я знаю, что она не желала причинить мне вред. Не хочу, чтобы её наказывали или лишали стипендии.
Я вспомнил, что её мантия так и осталась лежать у меня в комнате под кроватью, источая слабый цитрусовый запах каждый раз, когда я ложился спать. Вот бы сейчас ощутить этот аромат. Я блаженно закрыл глаза, представляя себе лимоны, лайм и грейпфруты.
Улыбка сползла с моего лица, когда я понял, что действительно чувствую все эти запахи. Несколько раз жадно и настороженно втянул воздух носом и в панике открыл глаза. Неужели схожу с ума?
— Себастьян, это я. — Амелия виновато улыбалась, сидя на корточках прямо перед моим лицом. — Как ты?
Комментарий к 7. Чудовище
Спасибо! Ваш фидбэк невероятно мотивирует:3
========== 8. Наваждение ==========
Комментарий к 8. Наваждение
Приятного чтения
Я смотрел на её лицо, окутанное темнотой, и не понимал: это мне снится, или она и вправду пришла? Если это всего лишь сон, то, пожалуйста, Себастьян, не просыпайся, не смей! А если нет…
— Ау, ты тут? — Амелия помахала рукой перед моими глазами. — Сильно головой ударился?
— Несмешно. — Я моргнул, приходя в себя, и попытался встать с кровати. Со стороны, должно быть, выглядело это жалко, потому что Амелия тут же стала пытаться уложить меня обратно.
— Не вставай, не надо! Я ненадолго заскочила, вот и еды у эльфов выпросила, — она достала из сумки завёрнутые в бумагу сэндвичи и пару яблок.
— Вообще, мадам Чиррей не разрешает мне пока есть что-то помимо больничной еды, — при мысли о местном пайке меня чуть не стошнило, — но я с радостью поем, спасибо.
Я неловко забрал у Амелии еду и положил на кровать рядом с собой, стараясь не подавать виду, что я голодный, как тролль. Да и вообще: меня переполняли эмоции, я был так рад, что она пришла. Нельзя этого показывать, нельзя!
Было очень трудно сидеть, а есть лёжа не представлялось возможным, так что я попытался спиной опереться об изголовье кровати так, чтобы хорошо видеть Амелию и вход в больничное крыло. Если кто-либо увидит, что она тут прохлаждается, нам обоим будет несладко.
— У тебя тут, это, — она потянулась к моему подбородку, — крошки, Сэллоу! — передумав, достала из кармана платок и протянула мне.
В забытьи я и не почувствовал, как проголодался. Это уже становится традицией — питаться по указке Мэллори. Сбив оскомину, уже мог мыслить яснее, да и тошнота притупилась вместе с головной болью. Теперь я, дожёвывая яблоко, наблюдал за Амелией, сидящей на соседней кровати. Она смотрела в сторону окон на противоположной стороне и вертела в руках какую-то маленькую баночку. Её пальцы в тусклом свете луны выглядели очень маняще: хотелось прильнуть щекой к гладкой коже и замурчать, словно кот. Хм, кот! Если я сейчас и похож на кота, то только на того облезлого и блохастого, что вечно ошивается в Хогсмиде около лавки «Стипли и сыновья».
Ещё эта дурацкая больничная пижама. Для кого такие шьют вообще? Когда я лежал здесь два года назад после матча по квиддичу, мне выдали пижаму на два, а то и на три размера больше. Сейчас же всё наоборот: штаны едва закрывали середину голени, а рукава рубашки впивались в сгиб локтя. Я попытался натянуть одеяло так, чтобы скрыть этот позор, но в этот момент Амелия как раз оторвалась от разглядывания полумесяца за окном и посмотрела на меня.
— Милая пижама. От первокурсника досталась, что ли? —
