Шрифт:
Закладка:
– Я абсолютно уверен, – заверял полицейский Кён дружков, – в этом году я пройду экзамен мугва. До этого мне просто не везло, ведь одними умениями, без нужных связей, так просто на экзамен не попасть…
Кён вел себя как обычно вплоть до самого вечера. Прошли считаные часы после того, как Эджон поведала мне о его плане.
Фиолетовые сумерки плавно перетекли в полночную темноту – глубокую, спокойную, погруженную в безмолвную дрему. Все было настолько тихо, что Кён, должно быть, возомнил себя тем еще пронырой. Он не знал, что я наблюдаю за ним из западного двора, прячась за завесой голубоватого тумана. Мужчина украдкой выбрался из полицейских спален на террасу павильона. Сделал шаг вперед, но тут же замер: пол под его ногой скрипнул. Шагнул еще раз – и снова замер. Он оглянулся по сторонам, но не обратил внимания на густую тень, в которой я притаилась. Он крался подобно крысе; хотя, впрочем, он ею и был. Наконец Кён отодвинул раздвижную дверь и исчез в кабинете инспектора.
Я почти бегом прокралась вдоль террасы к каменным ступенькам; соломенные сандалии приглушали мои шаги. Приоткрыв дверь на самую щелочку, я заглянула внутрь. Полицейский Кён достал какую-то вещицу, похожую на огниво, и в помещении загорелся свет, слишком яркий для такой темноты. Похоже, Кён тоже так подумал, потому что он засуетился, словно время было на исходе. Перебрав бумажки в какой-то коробке, он достал одну из них. Я пригляделась и чуть не ахнула. Это же та красивая черная шкатулка, которую я видела на полке у инспектора Хана!
Полицейский Кён свернул украденный листок и убрал его за пазуху, а потом задул свечу. Я тут же отступила в тень, а Кён тем временем выскочил из кабинета и поспешно убрался со двора.
На мгновение я застыла. Руки и ноги дрожали. Надо подождать инспектора Хана, доложить ему, что произошло. Однако в этот момент меня пробрало до костей внезапной мыслью: «Иди за ним».
* * *
Снаружи, в отличие от освещенного факелами ведомства, стояла полнейшая темнота. И тишина тоже: не было слышно ни гула, ни движения, ни журчания. Иногда мимо парами проходили караульные, но и тогда раздавался лишь звук шагов. И мое учащенное дыхание.
Полицейский Кён шел быстро, метался от тени к тени, бросал назад обеспокоенные взгляды, как будто чувствуя мое присутствие. Всякий раз я ныряла за стену или как можно сильнее пригибалась. Сердце в груди билось, как птица в клетке, – так быстро, что у меня закружилась голова. Я вспомнила, как несколько месяцев назад пыталась сбежать.
В точно такую же ночь.
Только тогда я бродила по улицам почти вслепую: после новостей о болезни старшей сестры глаза мои опухли от непрерывных рыданий. В тот момент мне хотелось лишь найти брата и со всех ног бежать к умирающей сестре. Но меня поймали и поставили на щеку клеймо, а спустя несколько дней пришла записка. Эджон мне ее зачитала: сестра просила не забывать об обещании, которое я ей дала.
Об обещании найти затерянную могилу брата.
Обещании, которое крепкой веревкой привязывало меня к Ханяну и не давало сбежать. Но теперь меня удерживало кое-что еще.
«Тамо Соль, – вспомнился мне глубокий, вселяющий мужество голос инспектора Хана, – ты понимаешь, почему твое открытие все меняет?»
Для инспектора Хана мое открытие имело огромную ценность.
Я что-то изменила.
Полумесяц вдруг закрыли облака, и меня затянуло в трясину темноты. Я двинулась на ощупь вдоль влажной глиняной стены с обрывками плакатов разыскиваемых преступников, пока наконец не увидела тусклый просвет. Облака расступились. Лунный свет пролился на каменный мост через медленный ручей Чхонге[36], рядом с которым стояла огромная сгорбленная ива, чьи пряди в туманном воздухе казались бледными, серо-зелеными.
Присмотревшись, я заметила за пеленой листвы две тени.
Одной оказался полицейский Кён. Второй человек был одет в шелковый топхо[37] и высокую черную мужскую шляпу. У него были лисьи брови и глаза. Я чуть не ахнула, узнав ученого Ана – учителя младшего брата госпожи О. Человека, который приходил к командору и задавал ему миллион вопросов об умершей женщине. Человека, которого слишком уж интересовало это дело.
В ушах зашумела кровь. Я незаметно прокралась вдоль усеянного цветами берега и спряталась под мостом, совсем неподалеку от ивы.
– Хён[38], – еле различила я за плеском воды шепот полицейского Кёна. – Хён, что нам с ней делать?
Я нахмурилась. Хён? Это слово значило не просто обращение к старшим, оно подразумевало близость. Близость кровную или, как в данном случае, дружескую.
– Мы ничего не будем делать, – ответил ученый Ан.
– Что? Почему?
– Потому что за этой девчонкой стоит инспектор Хан, а за ним – вся полиция. Я не стану рисковать без веской на то причины. А в твоих планах я не вижу ничего, ради чего стоило бы рисковать.
– Если ты ничего не предпримешь, это сделаю я. Соль! – вдруг прошипел полицейский Кён и бросился ко мне.
Сердце ухнуло в пятки. Не успела я опомниться, как Кён потащил меня за руку сквозь трепещущие листья ивы, где блуждали тени и крапинки лунного света, и бросил на землю к ногам ученого Ана, да с такой силой, что у меня чуть голова не оторвалась, когда я приземлилась на четвереньки.
– Так что, ты делать ничего не будешь, да? Она преследовала меня! А значит, она все видела, – рев Кёна перешел в сипящий шепот. – Если она доложит инспектору, я лишусь должности!
– Если она доложит, то инспектора тут же разоблачат. За что кому-либо наказывать тебя, Кён? За то, что ты ищешь правды?
Оба мужчины говорили шепотом – слишком много вокруг было караульных. Я и сама не хотела, чтобы их арестовали. Пока что. У меня в голове роилось слишком много вопросов.
– Ученый Ан, – обратилась я к нему. В конце концов, Кён вряд ли был способен на разумный разговор. – Он поступил неправильно. Он пробрался в кабинет инспектора Хана и украл у него важную бумагу.
– Ты про эту? – ученый Ан показал мне бумажный лист, и в лунном свете я увидела вертикальные строчки хангыля. Мужчина свернул документ и сунул его за пазуху. – Это письмо подтверждает мои опасения, что инспектор Хан затаил личную злобу на католиков. И по случайному совпадению умершая женщина была католичкой и знала нечто, что, возможно, очень интересовало инспектора.