— За будущее, — сказала она, — которое ещё не предрешено. Не спорь. Пей.

Вместо того, чтобы поднять кубок, Ингвэ взял двумя пальцами маленькие часы с песком, покрашенным особым составом, который впитывал свет Древ и сиял даже в темноте. Теперь наполнитель часов стал чёрного цвета.

— Чего ждут те, — медленно произнёс Ингвэ, — кто хранит у себя вещи, подобные этой? Что прошлое вернётся? Что оживут Древа, и краска снова засветится? Что всё будет так, как было до мгновения, переломившего ход истории?

— У нас в доме почти всё выкрашено составом, придуманным Феанаро! — Индис резким движением руки отставила бокал.

— У нас? Нет больше вас, сестра.

Ингвэ очень внимательно посмотрел в глаза Индис, и эльфийка поёжилась.

— Мы всегда оставляем что-то в прошлом. Или кого-то, — испытующе сверлил глазами сестру Ингвэ. — Порой этот кто-то не хочет оставаться, хочет попасть в будущее, но… В будущем для него нет места. Например, всему, что было тесно связано со светом Древ. Эти часы… Они тоже теперь в прошлом. Как вышитые Мириэль скатерти, как картины Финвэ. Будешь жить прошлым, сестра, там и останешься.

Индис взяла в руку часы, заполненные черным песком.

— Выброси их, — Ингвэ продолжал пронзать взглядом сестру. — Выброси всё. Время потечёт по-новому, и мы позволим нести нашу лодку. Уйдем в тень. И подождём. Кто знает, что ещё преподнесёт нам вечность.

Индис выпила вина и налила ещё. Сама. Не дожидаясь, когда брат окажет знак внимания.

— Куда мы уедем? — спросила бывшая королева.

— Уедем. Я бы не позвал тебя, если бы было некуда.

***

Зеркала… Кто отражается в них? Красивейшая из женщин? О, да! Именно.

Надо ли ей считать дни, ожидая возвращения мужа и сыновей? Может быть, лучше жить так, словно и не было их никогда?

Может быть, да только брошь, подаренная внуком, всегда на одежде. Наряды меняются, но брошь остаётся, словно приколота не к платью, а к сердцу.

Мысли спутались в голове, Нерданель сама не заметила, как перевернула часы, отсчитывающие полудни. Родни много, поговорить есть с кем. Только нет желания. Почему-то хочется только одного: закрыться в комнате, смотреть в большое напольное зеркало и считать дни. В полной тишине. Лишь вслушиваясь в шорох пересыпающейся рубиновой пыли в возвышающихся над столом часах.

***

Морская соль, мелкий песок, кристаллическая пыль, специальные растворы… И для всего этого разнообразия путь только один: стеклянная тюрьма. Если повезет, кварцевая. Или из ещё более дорогого минерала. Но не все ли равно, что лишает свободы?

С другой стороны… А что делать со свободой?

Анайрэ посмотрела на завершенную вышивку. Черная полупрозрачная шаль с серебряными узорами из листьев по краю, а среди них — алые звёзды, слишком похожие на брызги крови.

«Ещё не время покрывать голову чёрной шалью, — подумала Анайрэ совершенно равнодушно. — Но когда настанет пора… Другие цвета навек потеряют надобность».

Сердце уже настолько привыкло к ранящим предчувствиям, что перестало учащенно биться.

Решив взяться за новое вышивание, королева Второго Дома Нолдор подошла к столу с тканями и вдруг заметила, что давно не переворачивала свои часы. Когда же потерялся счёт времени?

Колба двухцветная. Сделана из вулканического стекла, поэтому очень прочная. И как не поворачивай часы, верхний сосуд будет отливать золотом, а нижний — серебром.

Взяв в руки часы, Анайрэ подняла их на уровень глаз.

И вдруг услышала, как открылась дверь.

Обернувшись, эльфийка увидела вошедшего к ней супруга, и руки разжались. Стекло мелодично звякнуло о пол, Анайрэ пошатнулась и, схватившись за стол, села в кресло.

Собственные покои сейчас казались бесконечно огромными. Супругов разделяло чуть более сотни шагов, а казалось, это вечность.

Слёзы потекли ручьями. Анайрэ всхлипнула, задрожала, и вдруг стало тепло. Руки, самые любимые и родные в мире, нежно обняли её, стали гладить.

— Я боюсь того, что ты сейчас скажешь, — судорожно вцепившись в ладони мужа, прошептала эльфийка. — Всё вокруг стало таким страшным!

Нолофинвэ поцеловал супругу, нежно касаясь губами шелковых волос — он понимал, что надо успокоить Анайрэ, поддержать, сказать правильные слова, но… Сейчас всё это было жизненно необходимо ему самому. Наверное, надо поговорить с кем-то другим, но рядом с женой удерживало чувство ответственности и понимание — её нельзя оставлять в таком состоянии.

— Сады моих подруг превратились… В нечто ужасное! — Анайрэ дрожала сильнее, слёзы катились по лицу, капали на руки Нолофинвэ. — Там теперь могилы и статуи их умершей родни! Я больше не в силах видеться с младшей сестрой! У неё в доме всё черного цвета! И везде изображения сына… Как мне жить? Как принять то, что мой племянник мёртв? Как поддержать сестру? Как жить, зная, что смерть теперь стала неотъемлемой частью жизни? Как быть тем, чьи близкие живы, общаясь с эльфами, познавшими горе?

«Только не начинай обвинять меня», — Нолофинвэ почувствовал нарастающую злобу. Как ему хотелось просто отдохнуть душой, обнимая супругу! Он шёл к ней, словно раненый воин к лекарю, чтобы облегчить муки, исцелиться, снова стать способным бросаться в бой. А что в итоге?

— Аракано погиб, как герой, — вздохнул Нолофинвэ. — Пусть это станет утешением.

— Да что ты такое говоришь?! — Анайрэ вскочила, отбросила руки мужа. — Как подобная глупость может быть утешением?!

— Не знаю, — Нолдо отвёл взгляд, — но для меня это важно.

— Почему?! Важно жить! Не умирать!

— Наверное, ты права, — в голосе эльфа всё яснее звучал холод. — Я хотел заехать к матери, но не застал её. И вот я здесь. Знаешь, зачем?

Анайрэ ахнула, закрыв ладонями рот.

— Я со своим народом ухожу в Средиземье. Я отомщу Феанаро. За Аракано. За всех, кто погиб по его вине. Я готов погибнуть сам, верша правосудие! И ты, Анайрэ, могла бы пойти со мной. Быть рядом до конца. Но ты не пойдёшь. А я не останусь. Не знаю, сколько мне потребуется времени на сборы, но по его прошествии мы с тобой расстанемся. И… Анайрэ… Все те красивые слова, которые ты так любишь… Я устал их говорить. Я просто хочу сказать, что единственное, о чём прошу тебя: будь счастлива. Если узнаешь о моей смерти… Выходи замуж, Анайрэ. Я не хочу быть для тебя вечной скорбной памятью.

Нолофинвэ замолчал, Анайрэ бросилась к нему в объятия.

Колба лежащих на полу часов треснула, жидкость полилась на чароитовые