Катрин отвлеклась от отвлекающего зрелища, указала ножом вперед. Переводчица, чуть поубавив в изгибах танца, подтверждающе кивнула и указала вперед и вправо. Архе-зэка вопросительно приподняла бровь.

— Духи и это… голов мыть, — прошептала переводчица.

Логично. Если Алекс направился «к бедям», то уж об одеколоне он не забыл, и голову вымыл с шампунем. Цивилизованный же человек. Но как эту парфюмерию можно унюхать среди стольких запахов? Конечно, Анис в местной косметике и благовониях разбирается, но у нее от носа-то осталось…

— Я ничего не понял, — признался Бомон — его грубоватое лицо покрывали капли пота.

— Сейчас проверим. Я впереди, ты с мушкетом все равно не развернешься, — прошипела Катрин, закидывая за спину мешающий штуцер.

В проходе висела тусклая лампа, но дальнейший путь оказался неочевиден: сущий лабиринт занавесей, дверей, тростниковых циновок, темных углов и подозрительных щелей. Надписи, таинственные каракули и странные предметы на дверях: здесь сухая роза, там череп какого-то грызуна, дешевенькое ожерелье… А это что за красотища? Катрин смотрела на нарядный блестящий сине-красный квадратик, тщательно приколотый к двери рядышком с сине-белым «оком»-талисманом от сглаза. Свежее украшение. Вскрытая упаковка, фирма незнакомая, вообще бы не догадалась что к чему, если бы недавно не использовала схожие изделия. Есть, есть практическая польза от грехов плотских…

Узкую дверь грешница приоткрывала острием ятагана… Внутри было поприличнее. Резьба на настенной решетке, старая и полустертая, ковры, запахи гашиша и вина… И мсье Алекс Морэ-«Латино», хотя в такой позиции узнать метросексуала нелегко.

Младший научный сотрудник неловко лежал спиной вверх, был наг и оригинально связан. Запястья накрепко прикручены к лодыжкам, на голове мешок или просто кусок крепко завязанной ткани. Но археологическая татуировка на крестце твердо указывала — он.

Катрин срезала веревки на шее пленника, тот облегченно замотал головой, сбрасывая ткань.

— Жив? — на всякий случай уточнила архе-зэка.

— Благодарю! Вполне жив, хотя несколько последних часов выдались не из приятных, — мужественно признал «Латино». — Попался как мальчишка. Это было так неожиданно. Начали стрелять, я вскочил, тут эти чернокожие…, — Алекс содрогнулся. — Какое варварство! Они хотели меня запугать…

— Потом расскажешь, — Катрин озиралась, пытаясь изыскать какую-то одежку любителю развлечений.

Пришлось повозиться: самого научного сотрудника нагота не смущала, но без своего ножа и записной книжки он уходить категорически отказывался. Анис приняла деятельное участие в поисках, спасатели перерыли соседнюю комнату, отыскали мешок с недурной одеждой, но европейского костюма там не оказалось. Зато складной нож и записная книжка нашлись.

— Не так плохо, — сообщил «Латино», обряжаясь в галабею и продолжая озираться. — Мне всегда нравился свободный покрой.

— Ты чего башкой вертишь? Уходить надо побыстрее, — Катрин косилась на соратников: капрал помогал Анис упихивать мешок — эти двое разбрасываться ликвидным добром не собирались.

— Видишь ли, тут была девушка, — доверительно прошептал научный сотрудник. — Я кое-что пробовал в жизни, но она…

— Профессионалка?

— О, нет! Это не профессионализм. Это искусство!

— Неужели? Поздравляю. Обувайся.

— Не во что. Нет, ты не понимаешь. Я потрясен, и…

— Да вы вообще все сдурели?! Одна танцует, другой потрясен. Сейчас как порубят нас…

Катрин выпихала соратников в проход. Мешок и привыкающий к новому стилю одежды научный сотрудник маневренности группе ничуть не прибавили. Когда вывалились на относительную свободу рынка, Катрин хотелось на минуту задержаться и подпалить гашишный клоповник.

На восточном направлении два французских поста были сняты бесшумно и мамлюкские всадники появились перед полевым лагерем достаточно внезапно. Завязалась перестрелка. Скалистые невысокие холмы и пальмовые рощи были малоудобны для кавалерийской атаки с ходу, войска противника предсказуемо начали накапливаться, пользуясь ночной темнотой. Мурад-бей привез с собой не менее трех орудий, храбрые египетские канониры установили пушки у небольшой пальмовой рощи и немедля начали обстрел лагеря. Генерал Фриан, удивленный наглостью противника, кинул на мамлюкскую батарею гусар. Французские всадники без особого труда захватили две паршивых железные пушки, но подверглись атаке двух сотен мамлюков, внезапно выскочивших из-за рощи. Рубка оказалась короткой, но кровопролитной. Остатки гусар были оттеснены к лагерю, пушки вернулись к египтянам и упорная батарея Мурад-бея возобновила крайне неточный, но раздражающий обстрел французских позиций. В темноте управлять войсками было сложно обеим сторонам, генерала Фриана беспокоили крупные массы вражеской кавалерии, непрерывно перемещающиеся в низинах и за холмами. Мамлюков было уж слишком много, по-видимому, к Мурад-бею подошли подкрепления, и следовало ждать немедленной ночной атаки. Плохо укрепленный лагерь едва ли мог устоять под одновременным натиском многотысячного войска мамлюков и их союзников. Фриан немедленно послал донесение о происходящем в город, приказал выстраивать каре, выкатить оба французских орудия на холм у дороги, гусары и егеря оставались в резерве…

Генерал Фриан был прав — силы Мурад-бея выглядели слишком крупными и вели себя необъяснимо. Мамлюкам стоило большого труда согнать сотни верблюдов, рабочих лошадей, ослов и быков. Феллахи непрерывно перегоняли стада, их прикрывали заслоны вооруженных всадников, издающих воинственные крики и беспорядочно палящих в сторону французского лагеря. До рассвета оставалось несколько часов, жалкий обман должен был вот-вот раскрыться. Но стыдиться было некому: сам Мурад-бея и гордые мамлюки его свиты у полевого лагеря противника так и не появились.

Небольшая французская батарея открыла огонь по орудиям противника, залпы 12-фунтовых орудий были куда более точны: первыми ядрами были свалены пальмы, следующие искалечили нескольких ослов и мулов. Занервничавшие артиллеристы мамлюков спешно отодвинули орудия и продолжили символическую пальбу в сторону уже опустевшего лагеря…

Успешная поисково-спасательная группа без осложнений вернулась к дивизионному штабу. Правда, не привыкший ходить босиком «Латино» начал прихрамывать на обе ноги, но в остальном стойкий научный сотрудник сохранял похвальное хладнокровие.

Стрельба в городе стихла, отголоски дальней вялой артиллерийской дуэли стали уже звуком привычным, не внушающим особого беспокойства. Все перевели дух и немного успокоились. Профессор сидела все там же — в буфете, здесь же нашлась и исчезавшая на самое нервное время Дикси, сейчас крысо-собака терзала упорно сопротивляющуюся жесткую куриную ногу.

— Спасен?! — искренне всхлипнула профессор, с трудом опознав в обряженной в длинную галабею фигуре своего лаборанта. — Ох, срань господня, как же я волновалась!

Похоже, кофе в буфетной уже кончилось и мадмуазель де Монтозан пришлось перейти на чистый коньяк.

— Благодарю, Камилла, нелепое приключение, но все