Шрифт:
Закладка:
Вечером 1 сентября, вспоминал Лукомский, «генерал Алексеев пришел ко мне и сказал, что он получил приказание от Временного правительства немедленно арестовать Корнилова, меня, Романовского и других участников выступления, что он просит меня оставаться на квартире, считаясь арестованным. Через два дня Корнилову и мне было объявлено, что всех арестованных приказано перевести в гостиницу «Метрополь»… «В гостинице «Метрополь» разместили нас довольно сносно… Для расследования нашего дела была назначена Особая Следственная комиссия под председательством главного военного прокурора Шабловского… Внутреннюю охрану нашего арестного помещения нес Текинский конный полк… После первых же допросов, произведенных членами следственной комиссии, выяснилось, что все они относятся к нам в высшей степени благожелательно. От них же мы узнали, что Совет рабочих и солдатских депутатов настаивает на самом срочном производстве следствия и предании нас военно-полевому суду…»[2210]
Итак, что же это было? «Керенский отрицает «провокацию со своей стороны и настаивает на наличии заблаговременно организованного «заговора» со стороны ген. Корнилова. Ген. Корнилов отрицает наличие «заговора» с его стороны и настаивает на «сознательной провокации» Керенского»[2211]. На мой взгляд, была и подготовка заговора Корниловым, и сознательная провокация со стороны Керенского. Два новичка в большой политике, преследуя собственные цели, пусть даже и благородные, совместными усилиями добили то, что оставалось от российской государственности, и расчистили дорогу большевиками. Два центра силы в результате взаимного уничтожения оставили место для третьего.
Полураспад
«Только недоразвитые страны делают революции… — развитые страны меняются иначе».
А большевики стали героями дня. Они не без оснований приписали себе ведущую роль в остановке продвижения на столицу корниловских войск. Ленин, отрезанный от мест главных событий, 30 августа пишет записку в ЦК: «Восстание Корнилова есть крайне неожиданный… и прямо-таки невероятно крутой поворот событий. Как всякий крутой поворот, он требует пересмотра тактики… Ни на йоту не ослабляя вражды к нему, не беря назад ни слова, сказанного против него, не отказываясь от задачи свержения Керенского, мы говорим: надо учесть момент, сейчас свергать Керенского мы не станем, мы иначе теперь подойдем к задаче борьбы с ним, именно: разъяснять народу (борющемуся против Корнилова) слабость и шатания Керенского. Это делалось и раньше. Но теперь это стало главным: в этом видоизменение. Далее, видоизменение в том, что теперь главным стало: усиление агитации за своего рода «частичные требования» к Керенскому — арестуй Милюкова, вооружи питерских рабочих, позови кронштадтские, выборгские и гельсингфорские войска в Питер, разгони Государственную думу, арестуй Родзянку, узаконь передачу помещичьих земель крестьянам, введи рабочий контроль за хлебом, за фабриками и пр. и пр… Неверно было бы думать, что мы дальше отошли от задачи завоевания власти пролетариатом. Нет. Мы чрезвычайно приблизились к ней, но не прямо, а со стороны»[2212].
В «Рабочем» 31 августа вышла программная статья Зиновьева «Два пути»: «Первая перспектива. Заговор Корнилова подавлен. Керенский, в июле «спасший» Россию от большевиков, теперь выступает в роли «спасителя» России от «авантюры» Корнилова. Буржуазия и прежде всего ее наиболее опытный, энергичный и ловкий отряд — кадеты, — вовремя заключают новый союз с популярным Керенским, благо кадеты сумели вовремя прикинуться «нейтральными»… Вторая перспектива. «Корниловские» дни открывают глаза большинству нашей «революционной демократии». Они убеждаются, — наконец! — что вне теснейшего союза с рабочим классом нет спасения революции, нет земли и воли, нет конца голодовке и разрухе, нет окончания кровавой войны… Все дело в армии переходит в руки солдатских комитетов. Земля немедленно передается крестьянам… Контроль над производством и над банками организуется немедленно рабочими организациями…»[2213] Большевики, естественно, за второй путь.
В тот же день в Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов вносится резолюция большевистской фракции, призывавшая к созданию правительства без буржуазии, декретированию республики, чистке командного состава армии от «контрреволюционеров», конфискации помещичьих земель, предложению мира. Руководство Петросовета предсказуемо возражало.
— Не переоценивайте своих сил, — утверждал Церетели. — Ведь если заговор Корнилова не удался, то только исключительно потому, что не был активно поддержан всей буржуазией: иначе совладать с ним одними демократическими силами было бы невозможно…
Аудитория недовольна, и в пику Церетели устроила шумную овацию Стеклову, поддержавшего проект большевиков. Последующие ораторы — Каменев, Мартов, Володарский, Розанов — против коалиции. Эсер Болдырев присоединяется: чистка Ставки, роспуск Государственного совета и Думы, ответственность правительства, которое создадут Советы, перед революционным парламентом из демократических организаций вплоть до созыва Учредительного собрания. Церетели вновь пытался доказать, что передача власти Советам не опирается на действительное соотношение сил[2214].
Голосование всех привело в шок, продемонстрировав «резкий большевистский крен»: словами Троцкого — «В ночь на 1 сентября, под председательством все того же Чхеидзе, Совет проголосовал за власть рабочих и крестьян. Рядовые члены соглашательских фракций почти сплошь поддержали резолюцию большевиков. Конкурирующее предложение Церетели собрало полтора десятка голосов. Соглашательский президиум не верил своим глазам. Справа потребовали поименного голосования, которое затянулось до трех часов ночи. Чтобы не голосовать открыто против своих партий, многие делегаты ушли. И все же, несмотря на все средства давления, резолюция большевиков получила, при окончательном голосовании, 279 голосов против 115… Это было началом конца. Оглушенный Президиум заявил о сложении полномочий»[2215]. Этот Президиум состоял из всех советских звезд первой величины: Чхеидзе, Акимов, Гоц, Дан, Скобелев, Церетели и Чернов. Принятая резолюция почти дословно повторяла вышедшую в тот день статью Зиновьева. Впервые Петросовет выступил на стороне большевиков.
Луначарский 31 августа писал жене: «Победа сказывается во всем. Все положение нашей партии заметно улучшилось. Революция полна сюрпризами. На этот раз сюрприз был приятен. А я, по правде, уже собрался «прощаться с милой жизнью»… Политическая ситуация неопределенная, но полевение явное. Завтра выборы в думы. Почти наверняка пройду товарищем Городского головы. Начнется новая жизнь и совсем новый вид деятельности»[2216].