Шрифт:
Закладка:
– Кефтиу, Кефтиу моя белая кобылица, зрак очей моих, моя любимая! Как мне горько, что по моей вине ты должна последовать за мною и умереть, – жизнь могла бы быть так сладка для тебя!
Но Кефтиу ответила:
– Не огорчайся из-за меня, мой царь! Я с радостью приму смерть вместе с тобой. Ты ведь мой муж, могучий как бык, и я знаю, что после тебя ни один мужчина не будет мне люб. Во все дни нашей жизни я удаляла от тебя других женщин и привязывала тебя к себе. Так неужели теперь я отпущу тебя одного в подземное царство? Нет, я последую туда за тобой, чтобы не спускать с тебя глаз, и не позволю развлекаться со всякими красавицами, которые поджидают тебя там, потому что все они жили до меня. Предосторожность всегда предпочтительна, и поэтому я последовала бы за тобой, даже если б мне оставили жизнь. Воистину я бы задушила себя собственными волосами, чтобы только отправиться с тобой, мой царь! Ведь я была простой рабыней, а ты сделал меня царицей, и я принесла тебе двух прекрасных сыновей!
Азиру возликовал от ее слов и, обретя снова свой царственный вид, обратился к детям:
– Мои прекрасные мальчики! Вы родились на свет царевичами – примите и смерть как царевичи, чтобы мне не стыдиться за вас. Поверьте, умирать не больнее, чем выдергивать зуб. Будьте мужественны, мои прекрасные сыновья!
С этими словами он опустился на колени возле палача, обернулся к Кефтиу и сказал:
– Мне противно смотреть на этих вонючих египтян с их копьями, вымазанными в крови. Обнажи для меня свою роскошную грудь, Кефтиу, чтобы, умирая, я видел лишь твою красоту и принял смерть таким же счастливым, каким был в жизни с тобой!
Кефтиу обнажила свои пышные груди. Палач поднял тяжелую секиру и одним ударом отсек голову Азиру с плеч. Голова откатилась под ноги Кефтиу, а из большого тела могучей струей хлынула густая кровь, выброшенная последними толчками и запятнавшая платье мальчиков, так что они содрогнулись от ужаса, и младший начал дрожать. Но Кефтиу подняла голову мужа, поцеловала ее в распухшие губы, провела рукой по расцарапанным щекам и, прижав ее к пышной груди, сказала сыновьям:
– Поспешите, мои отважные мальчики! Идите за своим отцом без страха, миленькие мои, – вашей матери не терпится тоже последовать за ним!
И оба мальчика послушно опустились на колени. Старший по-прежнему заботливо держал младшего за руку, и палач легко перерубил их тонкие детские шейки, а потом, отпихнув ногой в сторону их тела, перерубил одним ударом и полную белую шею Кефтиу – так что все они приняли легкую смерть. Тела их Хоремхеб велел бросить в яму на съедение диким зверям.
5
Вот так умер мой друг Азиру, не сумев подкупить смерть, а Хоремхеб заключил мир с хеттами, хоть знал так же хорошо, как и они, что это не мир, а перемирие, потому что Сидон, Симира, Библ и Кадеш по-прежнему оставались в руках хеттов, которые превратили Кадеш в неприступную крепость и оплот своего владычества в Северной Сирии. Но на ту пору и Хоремхеб, и хетты устали воевать друг с другом, и Хоремхеб был счастлив заключить мир, ибо должен был наблюдать свои интересы в Фивах, а также усмирять землю Куш и негров, которые совсем распустились от безнаказанности и не желали платить дань Египту.
В эти годы в Египте правил фараон Тутанхамон. И хотя он был еще мальчиком и заботился только о строительстве своей гробницы, народ винил его в бедности и во всех тяготах, вызванных войной, ненавидел его и говорил: «Что ждать от фараона, если в жилах царицы течет кровь проклятого царя!» А Эйе не только не пресекал подобных речей, которые были ему на руку, но, напротив, распускал в народе новые слухи о безрассудности фараона и его жадности и о том, что он желает собрать все египетские сокровища для украшения свой гробницы. Фараон ввел новый царский налог на умерших – для сбора средств на строительство своей усыпальницы: теперь всякий умерший в Египте должен был платить налог ради вечного сохранения тела. Эту мысль подал фараону Эйе, зная, в какую ярость это приведет народ.
Все это время я ни разу не был в Фивах – я следовал за войском, терпя тяготы и лишения, ибо мое лекарское искусство было нужно ратникам, однако приезжавшие из Фив люди рассказывали, что фараон Тутанхамон слаб и болезнен и что какой-то тайный недуг подтачивает его тело. Они говорили, что война в Сирии истощает его силы, ибо всякий раз, получая известие о победе Хоремхеба, он заболевает, а после известий о поражении поправляется и встает с постели. Они говорили также, что все это очень похоже на колдовство и что тот, кто не закрывает на все глаза, может легко заметить, сколь тесно связано состояние фараона с войной в Сирии.
Однако, по мере того как шло время, Эйе становился все нетерпеливее и все чаще присылал Хоремхебу такие послания: «Почему ты никак не закончишь войну и не дашь покой Египту? Я уже старый человек и устал ждать. Скорее побеждай, Хоремхеб, и дай Египту мир, чтобы я наконец получил положенное мне по уговору и тебе воздал то, что должен».
Поэтому я нисколько не удивился, когда до нас – победно шедших под парусами на боевых кораблях с развевающимися стягами в сопровождении парадного эскорта, – когда до нас, поднимавшихся вверх по реке, дошло известие о том, что великий фараон Тутанхамон торжественно вступил в золотую ладью отца своего Амона, дабы отправиться в Страну Заката. После чего нам пришлось приспустить стяги и вымазать свои лица сажей и пеплом. Говорили, что фараон Тутанхамон перенес жестокий приступ болезни в день, когда в Фивы дошла весть о взятии Мегиддо и о заключении мира. О природе этого смертельного недуга
