Застолье продолжалось полным ходом. Задумавшийся было в очередной раз Вадим Аронович благодаря беззлобному подтруниванию Андрея и Катрины пришёл в себя и с удовольствием принял участие в открытом и безоблачном общении… Только перед чаепитием, когда хозяин квартиры расселся на диване и закурил, старец, уютно расположившись в кресле, вернулся к наболевшей теме.

— С твоими талантами и дарованиями, Андрюша, в нашем мире тебе цены не будет! Подумай об этом хорошенько…

— Уже подумал, Хароныч! Хорошо думал, долго, — отвечал Андрей, — И знаешь… То ли я давно не был здесь, то ли сам я стал другим, но… Душно мне в нулевом мире.

— Конечно, ты изменился, сынок! Столько пережил, возмужал… Но посмотри, как у нас светит солнце, какое голубое небо над головой!

— И деревья шелестят зелёными листьями, и птички поют… Мне очень не хватает этого… в темном Княжестве, — с улыбкой подхватил хозяин квартиры, но, неожиданно, лицо его стало суровым, — Да, там мы живём во тьме, но тянемся к свету… Вы же здесь все под солнцем ходите, а лезете во тьму… У нас там весь город похотью пропах, а люди задумываются о вечном, по любви тоскуют… Тут, как погляжу, борьбу с порнухой развернули, а по телевидению… Хароныч, ты телевизор смотришь? Нет? И правильно делаешь! Для кого снимают эти передачи?! Для добрых людей? Для алчущих знаний подростков? Для сомневающихся, заблудившихся в бесплодных поисках смысла жизни? Сплошь враньё и тьма тьмущая!

— Андрюша, причём здесь ТВ? — кисло произнёс старец, — Там борьба за рейтинг!

— Ах, ну да! — недобро рассмеялся Андрей, — Рейтинг передач, рейтинг политиков, рейтинг популярности звёзд экрана, прости Господи! Ваш рейтинг показывает только одно — меру дерьма! И почти всегда зашкаливает…

— Говномер? — засмеялся в ответ Вадим Аронович, и, увидев непонимающие взгляды мужчины и подсевших к нему на диван женщин, пояснил: — Есть у Галича такие строки: «Всё было пасмурно и серо, и лес стоял, как неживой… И только гиря говномера слегка качала головой. Не всё напрасно в этом мире (Хотя и грош ему цена), покуда существуют гири и виден уровень говна.»[28]

— Сильно! — с удовольствием рассмеялся Андрей, — Надо будет запомнить…

— Кстати, у вас там, в мире номер минус два есть подобное приспособление… Не видел? Ну, как же… Часы на башне, что слева от Дворца, помнишь, Андрюша?

— Так они же стоят на месте, да и стрелка там всего одна… — удивился Андрей.

— Стрелка-то одна, это ты верно подметил, но не стоит она на месте, а очень медленно двигается туда-сюда… И чем сильнее отклоняется эта стрелка от вертикального положения, тем меньше человеческих выделений ощущает Княгиня, и тем больше гневается на своих приближённых, а они на остальных по цепочке… Что же там у тебя хорошего? Монархия? Да нет, хуже — демонизм какой-то вкупе с рабством и бесправием.

— Может и так, — уверенно кивнул Андрей, — Но ты говоришь о том, что знаешь понаслышке… Может, лучше о демократии расскажешь? Любопытно послушать о том, чего нет в мире номер ноль… Да нигде нет, Хароныч, ни у нас, ни у вас здесь, ни за вашим бугром! Есть стремление одних подняться над другими, но не по причине выдающихся человеческих качеств, а за счёт владения инструментом для обрезания голов этих самых других… А демократия может и была когда-то, да мыши её поели…

— А почему же тогда говорят, что в Америке лучше живётся, чем в России, — неожиданно поинтересовалась Катрина, успевшая попривыкнуть к реалиям нулевого мира, — Значит, есть у них демократия, правильные законы и забота власти о простых людях?

— Нет, Катюша… Увы, только обман и воровство. Просто Америка, в лице своих реальных, а не цирковых, торгующих своими физиономиями по ТВ, властителей, ворует у других, а Россия всё больше у себя самой, у тех самых простых людей… Ты не согласен, Хароныч?

— Да хватит тебе о политике… Андрюша, этот мир, нулевой, как ты выразился — арена непосредственной и непримиримой борьбы добра со злом! — наставительно заявил старец, — А когда идёт война…

— Хароныч, ты сам-то слышишь, что говоришь? — возмутился Андрей, — Война — это метод борьбы зла с добром, а не наоборот! Злу, мраку абсолютно наплевать на культурные ценности, а человеческие жертвы, страдания, боль — только пища для тьмы. И чем большее этой пищи, тем лучше, тем темнее… А добро… Ты хочешь сказать, что оно должно быть с кулаками, чтобы защищать ни в чем не повинных людей? Твои толстосумы, проповедующие псевдо-демократию, обжираясь до одури самыми лакомыми кусками, защищают голодных? Защищают гибнущих в их собственной войне за сферы влияния? Защищают верующих в святые ценности, насаждая свой образ жизни, как единственно правильный?.. Добро в нулевом мире просто пытается выжить… не до борьбы ему! А я… Никому я здесь не нужен, ни с талантами своими и дарованиями, ни без них… То есть дарования-то мои пригодятся кое-кому наверняка, а сам я нет. А дома Андрей нужен! Хотя бы нескольким десяткам людей, каждого из которых я люблю и могу назвать тебе по имени… Они верят в меня и ждут…

— Всё-всё, сынок, не горячись ты так… — примирительно произнёс Вадим Аронович, — Через десять дней ты отправишься к ним… В конце концов, то, что удалось тебе там сделать менее чем за полтора года, убеждает… Ну, а последние события… Знаешь, освобождение Ма, как ты её называешь, изменило не только тёмное Княжество… Оно изменило мир в целом! Просто здесь последствия этой истории скажутся не так быстро…

— Через десять дней тебя здесь не будет, мой Господин? — с тяжёлым вздохом спросила Катрина, улучив паузу в споре мужчин, и добавила, — А как же Эмма?

— Твоя сестрёнка отправится со мной, Катенька, — ответил Андрей, заранее ужасаясь неминуемому следующему вопроса, но продолжая, — Однажды ты попросила меня не отпускать от себя Эмму…

— Я помню, Андрюша! — воскликнула Катя и уткнулась носом мужчине в плечо.

— А как же Катрина, мой Господин? — задала за свою любимую сестрёнку тот самый страшный вопрос Эмма.

— Дорогие мои! — заговорил Вадим Аронович, видя, как напрягся Андрей, — Открытие портала в иной мир — задача крайне непростая, поверьте! Открыть его сразу для двоих на порядок сложнее… А для троих… я даже думать об этом боюсь!

— Я всё понимаю, — откликнулась Катя, глаза которой были сухи и полны решимости, — Я знаю, что так надо…

— Ты не всё знаешь, милая, — тяжело вздохнул Андрей, ловя её любящий взгляд, — Конечно, мы обязательно сможем придумать что-нибудь… Но только (вот ведь как смешно!) в нулевом мире ты можешь то, чего нельзя сделать в нашей тьме и чего, увы, не в силах совершить Эмма.

— Что же это, мой родной? — Катрина смотрела на него во все глаза.

— Родить нашего с тобой ребёнка, Катюша!

— Ребёнка? — ахнули Катя и Эмма в унисон, Хароныч закашлялся и вопросительно посмотрел на Андрея, а Катрина изумлённо продолжила спрашивать, — Нашего с тобой?.. Но это же не так просто…