Шрифт:
Закладка:
Впрочем, в тот же заезд он обедал в Лондоне в компании со знаменитейшим британским драматургом Джоном Пристли, знаменитейшим английским романистом, бывшим сотрудником британской разведки Грэмом Грином и Эсландой Робсон – учёным-этнографом, женой певца Поля Робсона и борцом за права чернокожих. Это фото на четверых имело бы не меньший исторический смысл – но, кажется, и его нет.
В июле 1962-го под Вёшенской, на хуторе Ерик, начались съёмки фильма «Когда казаки плачут» по шолоховскому рассказу «О Колчаке, крапиве и прочем». Шолоховская неумолимая рука назначила на главную роль в эту картину Эмму Цесарскую, а композитором велела поставить Ивана Дзержинского. Режиссуру и сценарий доверили дебютанту – 35-летнему актёру Евгению Моргунову, ранее сыгравшему эпизодическую роль толстого немца в «Судьбе человека» и мелькнувшему в эпизоде «Нахалёнка».
17 декабря Шолохов, в числе нескольких иных писателей, был у Хрущёва на даче под Гагрой – в тот день он впервые увидел Александра Солженицына, 44-летнего начинающего писателя. Только что, в декабрьском номере «Нового мира» был опубликован его рассказ «Один день Ивана Денисовича», разом сделавший новичка знаменитым.
О Солженицыне Шолохов ещё не успел сложить чёткого мнения и по-казачьи с оценкой не торопился. Однако сам факт публикации рассказа, где в качестве главного героя выступал заключённый, посчитал безусловно полезным и важным.
Три дня спустя Шолохову в станицу Вёшенскую пришло заказное письмо с обратным уведомлением. Место отправки: Рязань.
«Глубокоуважаемый Михаил Александрович! Я очень сожалею, что вся обстановка встречи 17 декабря, совершенно для меня необычная, и то обстоятельство, что как раз перед Вами я был представлен Никите Сергеевичу, – помешали мне выразить моё неизменное чувство: как высоко я ценю автора бессмертного “Тихого Дона”. От души хочется пожелать Вам успешного труда, и для того прежде всего – здоровья. Ваш А. Солженицын».
Шолохов встречал на своём веку уже даже не сотни, а тысячи литераторов и не мог не отметить: какой хваткий паренёк; мельком встретились, а он тут же отписался, чтобы зафиксировать, – это я был, вот мой адрес, пишите, если что, и не хворайте.
8 января 1963-го, по-домашнему, короткометражку «Когда казаки плачут» представят в Доме культуры станицы Вёшенской: Шолохов с Марией Петровной от души посмеются, обнимут Моргунова, ну и Цесарскую – пышную, белозубую, всё ещё красивую, – тоже обнимут и посидят все вместе вечером у Шолоховых дома.
Отшумели бури молодые…
Знала ли Мария Петровна, что когда художник Верейский начал готовиться к созданию классических иллюстраций к роману «Тихий Дон», Шолохов сказал ему прямым текстом: пиши Аксинью с Цесарской…
В следующем году Эмма Цесарская сыграет свою последнюю роль и уйдёт из кинематографа.
* * *
В июле у Шолохова гостил известный финский писатель Мартти Ларни. Потом он расскажет: «Это незабываемые для меня дни… он великолепный человек. Его широта души, его юмор, его обаяние удивительны… Всегда существует круг людей, которые при жизни гения признают его гениальность. Если бы даже мне никогда не довелось лично встретиться с Михаилом Шолоховым, я всё равно почитал бы в нём великого писателя нашей эпохи, произведения которого уже сейчас несут на себе печать живой классики…»
Тогда же случился же весёлый казус. Явился по партийным делам в Ростов-на-Дону крупнейший партийный чиновник Николай Подгорный, член Политбюро, до недавнего времени первый секретарь ЦК КП Украины, а теперь, с июня, секретарь ЦК КПСС – вертикально вознёсся, мог втайне метить в генсеки. Вёл крупное региональное собрание и, как положено новой метле, мёл во все стороны без пощады – разнося в пух и прах местное руководство, не слишком ретиво выполняющее директивы ЦК.
В президиуме невозмутимо сидел Шолохов. Быть может, он был с лёгкого похмелья. Быть может, вид его Подгорному показался слишком независимым. Быть может, он наливал себе воды из графина, не осознав важности момента. Как бы то ни было, с разгону Подгорный обрушился и на писателя:
– Кстати, товарищ Шолохов, дела у нас очень плохи не только на тех направлениях, что были обозначены. Но и в литературном хозяйстве тоже не всё в порядке. Нет у нас писателей уровня Горького и порядка нет поэтому…
Менее всего Подгорный ожидал, что Шолохов ему тут же ответит.
– Ну и вы, Николай Викторович, не обижайтесь, – сказал он с лёгкой усмешкой, прячущейся в усах. – Нет среди вас, в руководстве, Ленина. Поэтому и дела у вас так идут.
Зал онемел.
Но Шолохов ещё не закончил.
– Слышал, что вы были директором пищевого института? – спросил он, строго глядя на Подгорного. Тот, не находя слов, не веря ушам своим и часто смаргивая, смотрел на Шолохова. – И, мне рассказывали, вы, как директор пищевого института, уху хорошо готовите, – продолжил Шолохов, не дождавшись ответа. – Так вы совершенствуйте своё ремесло. Готовьте уху. А в литературе мы сами разберёмся.
Подгорному стало плохо в самом буквальном смысле.
Выбежали помощники и под руки повели шестидесятилетнего партийного управленца за кулисы.
Нисколько не озадаченный этим обстоятельством, Шолохов продолжил:
– Видите, товарищи: чуточку правды сказал представителю руководства страны, а ему уже плохо. А если всерьёз поговорить – то и вовсе, не дай бог, умрёт…
В августе 1963-го Шолоховы семьёй снова разъезжали по Европе. Мария Петровна поняла: это, ко всему прочему, защита от запойного пьянства. Непрестанно перемещаясь, её муж спасал, казалось бы, уже загубленное здоровье и продлевал жизнь.
И вот Франция: Орлеан, Клери, Блуа, Мабуаз, Шомон, Тур, Сомюр, Анжер, Нант, Сен-Назер, Ля-Боль, Круазик, Шатобриан, Лаваль, Ле-Ман, – в Париже поднялись на самый верх Нотр-Дам-де-Пари.
Лондон: Музей восковых фигур мадам Тюссо, Гайд-парк.
Дания, Норвегия, Германия и – снова – Швеция. Он словно бы приучал шведов к мысли: вы мне неизбежно отдадите причитающееся.
В начале октября к Шолоховым нагрянули в гости знаменитый английский писатель Чарлз Перси Сноу с женой, тоже литератором, Памелой Джонсон. Уже в Москве Памела поделилась: «Встретить Шолохова, этого великого человека, на его родной почве было одним из знаменательных событий моей жизни. Он поразительный человек с поразительным лицом. Я пристально глядела на него, и мне казалось, что его лицо высечено из серебра».
Вернувшись в Англию, в интервью газете «Обсервер» Сноу вспомнит историю своего знакомства с «Тихим Доном»: «Впервые я прочёл этот роман более 30 лет назад, затем я перечитывал его во время войны. В этом году я читал его там, где течёт Дон, то есть в тех местах, где развёртывается