Вестников избирают на век или чуть больше того, Принцесс и Принцев, возможно, на два-три, но Мария так понравилась Луне, что находится в ее власти уже больше четырехсот лет. Наша Принцесса — необычное создание, светловолосой ее сделала Геката, чтобы выделить среди остальных, ее рост, походка, цвет глаз и голос — все это дары Богини. От прежней Марии, как мне однажды сказала она сама, ничего не осталось, ее превратили в настоящее подобие луны, окончательно лишив черт прошлой жизни.

Алиса вернулась к кровати и опустилась на нее, чтобы взять Еву за руку.

— Мы говорим о ней и Принце, как о получивших высший дар, но на деле они, как и мы все, заточены в своем теле и безвластны, вынуждены выполнять поручения своей хозяйки. Наши души хоронят и оставляют лишь измененное тело. Здесь никому не нужно твое прошлое, и это еще одна из причин того, почему нам нельзя общаться с людьми. Для них мы перестаем существовать, умираем по-настоящему.

— Мне кажется, ты должна была утешить меня, после всего произошедшего, — Ева не сдержала улыбки, — а сама только сильнее пугаешь.

— Не нужно долго наблюдать, чтобы понять, что тебе нужны ответы, а не утешение.

— Я больше никогда не увижу свою мать, самого близкого для меня человека.

— Ты приехала к дяде, живешь в доме, в котором выросла, есть люди, которым ты нужна. Ты не одна в этом мире.

— Как и ты.

Алиса мягко улыбнулась. Влажный зимний ветер продолжал просачиваться сквозь деревянную раму и ощущался на оголенных участках кожи.

— Не хочешь принять ванну? Ты лежала в заснеженном лесу, — она старалась придать своему голосу нежности, но все же заставила Еву поежиться, вспоминая события прошлой ночи.

Получив положительный ответ, Вестница стала помогать ей избавиться от мокрой и грязной одежды, аккуратно расчесала запутавшиеся волосы, переливающиеся бронзой, и ласково стерла с лица капли слез.

Чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее юная служительница напоминала Алисе саму себя — напуганного белого кролика, которого поймали и посадили в клетку, но вместо того, чтобы встретить погибель, он обратился в янтарную лису.

Она смотрела на Еву в отражении зеркала в ванной, пока горячая вода обжигала керамику: яркие волосы опадали на бледную кожу, большие оливковые глаза контрастировали с почерневшими глазницами, все ее тело — танец холода, окутывающего дымкой холмы и безжизненные поля с жаром пламени.

Алиса взяла ее за руки, помогая забраться в ванну.

Намыленные подушечки пальцев скользили по рукам и шее Вестницы, стирая следы влажной почвы, смывали растаявший снег с ладоней. Все время, пока девушка очищала кожу и волосы Евы от сна на голой земле, та неотрывно наблюдала за ней. Запах цитрусового шампуня распространился по комнате, заполняя легкие.

— Раньше на заднем дворе росли апельсины, — изучающий взгляд перешел к потолку, куда струйками тянулся пар, — но Филипп спилил их, когда мы стали уезжать, потому что не умел за ними ухаживать.

— Не удивительно, — Алиса намылила длинные девичьи волосы, — никогда не видела его за подобной работой.

— Думаешь, я видела? Все мое детство он только ворчал о бессмысленности всех расставленных по дому цветов.

— Вряд ли его, живущего на окраине леса, можно было бы убедить в пользе комнатных растений.

— Это красиво, — Ева усмехнулась и прикрыла глаза, а после самостоятельно смыла с себя все средства для ухода и выбралась из ванны.

— Пообещай мне больше не убегать вот так, — девушка протянула ей полотенце.

— Хорошо.

— Давай скорее пойдем в комнату, а то здесь слишком жарко, — Алиса стала заворачивать Еву в махровое полотенце и заметила ее недоуменный взгляд, — я шучу.

Глава 24

Ева

8 ночь Йоля.

Дом Филиппа все сильнее преображался в красочную, зимнюю хижину, украшенную свечами, фруктами и различными композициями из хвойных веток и шишек, что Ярлина с Веттой собирали возле круга.

Кухня тонула в аромате кофейных зерен. Возле плиты, погруженная в свои мысли, стояла Алиса. Огонь бесшумно нагревал турку, пока девушка возилась с букетом из сухоцветов. В композицию из физалиса и бессмертников она добавила гипсофилу, чтобы придать ей больший объем.

— Не хватает синеголовника, — Злата вошла в комнату с пустой кружкой в руках, и сразу же потянулась к шкафчику, доставая оттуда листовой чай.

— Он не растет в этих землях, — ответила Алиса, снимая готовый кофе с печи и гася пламя.

Вестница вошла в гостиную с чашкой свежесваренного кофе и попутно поставила возле дивана букет, что нисколько не сочетался с большой зеленой елью в углу. Она опустилась в мягкое кресло, делая глотки обжигающего напитка, и не сразу заметила стоящую неподалеку Еву, задумчиво рассматривающую вид из окна, где тускло светилась луна.

— Не против отвлечься?

Девушка не сразу поняла, что обращаются к ней, а потому еще какое-то время наблюдала за угасающим в ночи лесом, заросшими травой и кустарниками тропинками, деревьями с их мягко покачивающимися ветвями. Ее белесое лицо освещали лучи ночного солнца, делая еще более омертвелым.

Наконец, Ева присела на диван, придерживая в руках кружку с горячим шоколадом. Глаз лег рядом, прижимаясь к меховому покрывалу. Ладони должны были гореть от обжигающего фарфора, но она ничего не чувствовала и обратила все свое внимание на собеседницу.

— Что-то случилось?

— Вовсе нет, — Алиса окинула взглядом гостиную, — просто хотела спросить, как ты себя чувствуешь.

Долгое время Ева молчала. Пар, исходящий от напитка, стремился к потолку, и служительница внимательно следила за ним, подбирая слова, искала именно то, что было нужно.

— Я согласна потерять прошлые года во имя нового, — она могла поклясться, что почувствовала, как ее сердце пропустило удар. Голос дрогнул и стал тише обычного, — я готова принять себя и свою судьбу.

Девушка взяла ее за руку и слегка сжала, взглянув в глаза, — в них не оставалось прежнего огня, пламя догорало, оставляя за собой тлеющие огоньки, что стремительно гасли, обращаясь в тоску.

— Где твой свет, Ева? — Алиса коснулась бледной щеки свободной ладонью, обеспокоенно смотря на Вестницу.

— Ты говорила, что мы теряем себя и свою жизнь, но я в это не верю.

— И не верь, забудь все то, что я говорила тебе, ты должна как раньше сиять, и еще ярче, — она покачала головой, — ты должна оставаться нашим солнцем.

— Он навечно во мне.

Ева хотела обнять подругу, но заметила Марка, стоящего поодаль. Он держал руки над огнем камина, пальцы едва заметно дрожали, ощущая легкое покалывание. Ей казалось, что мужская грудь вздымалась по мере того, как размеренно хрустели дрова. Она вновь обратилась к Алисе перед