Помимо описания различных обрядов, необходимых для гармоничного воздействия луны на приливы, отливы, изменение климата и избежания природных катастроф, в книге находилось бесчисленное множество рукописей, написанные отдельными отрывками и просто сложенные в книгу.

Одним из них являлся очерк: «Мы холодны, но в нас горит пламя, и именно оно рождает наше бессмертие. Луна — наш повелитель. Мы не живы, вместе с тем в нас есть частичка огня, что потухла, но в любой момент может зажечься вновь, дабы поддерживать нас. Наше тело и нашу душу».

Сны отправляли ее далеко от этих краев, в совершенно другие места, жизни, пока ближе к полночи девушку не разбудила Алиса.

— Проснись. В Йоль не спят ночью.

Воздух был наполнен запахом огня и имбиря, разносилась мелодия гитары и нежное женское пение. Снег, словно неуверенный в том, стоит ли ему опускаться на землю в эту ночь, несмело кружился на ветру и таял еще в воздухе.

Десять Вестников сидели вокруг костра, который слегка потрескивал и уносил искры в небо, прямо к Луне, что следила за всем происходящим, на удивление, с почти безоблачного неба.

Новенькая подошла ко всем, одетая в хлопковое платье, с распущенными волосами. Она была зачарована песней, исходящей из уст Ветты, и не решалась ступить ближе.

Ночь больше не казалась бесцветной, лишенной красот — она сверкала, была наполнена жизнью и теплом. И пусть Ева еще не знала о том, каким на самом деле важным и таинственным являлся этот праздник, ей он помогал расслабиться, забыться, и позволял просто наслаждаться.

Марк притянул девушку к себе, усаживая рядом и протягивая ей имбирный чай. Рядом сидели Злата и Ханна, что иногда подпевали сестре, но все остальное время либо просто слушали, либо очень тихо разговаривали между собой. Марго находилась рядом с Филиппом, смотря на Геогра, который играл на гитаре. Феликс с Ярлиной пили глинтвейн, укутавшись в плед для большего уюта, стараясь не думать ни о чем, хотя это было сложно.

— Сколько тебе еще осталось служить? — Ярлина обратилась к своему мужу почти шепотом, но тот услышал ее.

— Я не знаю, милая. Около пяти или десяти лет.

Она задумалась и вздохнула, местами отвлекаясь на музыку, чтобы не заплакать.

— Что мы будем делать потом?

Феликс обнял свою Вестницу покрепче и нежно поцеловал ее в лоб, ничего не отвечая.

Алиса стояла неподалеку от всех, делая глотки успокаивающего напитка и периодически наблюдая за Владимиром, который также стоял, притом на некотором расстоянии.

Принцесса же не спеша прогуливалась вдоль линии, где начинался лес, вглядываясь во тьму, словно пытаясь что-то в ней разглядеть. Поведение Марии, беспричинный контроль над всем не переставал беспокоить Алису, но, благо, здравый рассудок побеждал над любопытством, и девушка, хоть и очень хотела, не лезла в это.

Неожиданно Марго почувствовала чье-то прикосновение на своем запястье, Ханна потянула ее танцевать. После недолгих уговоров, она согласилась, к ним присоединились Злата и Ярлина, а затем и Ева. Вскоре они разулись, оставив обувь мужчинам.

Звуки проникали через ткань, сквозь кожу, растворялись в крови, растекались улыбками на девичьих лицах, которые кружились босиком, смеялись, танцуя, то друг с другом, то поодиночке.

Вестники забывали о сне, о Богине, созерцавшей все, о том, как близка погибель еще одной молодой девушки, обреченной на рабство среди деревьев и озер. Их поглотили искры пламени обжигающих волос и костра.

4 ночь Йоля.

До обряда восшествия оставалось все меньше и меньше. В эту ночь метель решила разбушеваться, ветер громко завывал, проникая в дом и пробуждая его жителей.

Ева стояла перед зеркалом в своей комнате, поправляя черное платье-комбинацию и разглаживая волосы, делая пробор и аккуратно укладывая пряди на плечи. По прошествии первой ночи, посвященной открытию Великого Йоля и Зимнему Солнцестоянию, следовал период безвременья, который Вестники решили посвятить своему прошлому, а именно рассказать Еве историю каждого из них.

В гостиной было тихо, кто-то разговаривал почти шепотом, кто-то изучал книги, стоящие в небольшом шкафу, другие украшали стены венками из веток с рябиной. Среди всех присутствующих не было Филиппа и Феликса, а также Марка, но тот задержался на втором этаже.

Часы показывали без двадцати минут одиннадцать, когда Марго с Ярлиной побежали открывать дверь, ведущую на задний двор, чтобы мужчины могли занести ель. Настоящую, живую ель, причем настолько большую, что та чуть не уперлась в потолок. Ева приоткрыла рот в изумлении, когда увидела дерево. Его поставили в центре гостиной, после чего Филипп повесил свой топор на стену.

— На нем гравировка? — девушка нерешительно подошла, осматривая топорище с выжженной буквой «Г», словно это был трофей, или же подарок.

Вестник повернулся к племяннице и провел рукой по своей густо отросшей щетине.

— Да. Его подарили отцу, твоему дедушке в честь моего рождения, а теперь он мой.

Ева опустила глаза и кивнула, снова вспомнив о маме. Женщине, пережившей потерю сначала брата, а теперь и единственной дочери.

— Не унывай, — мужчина похлопал ее по плечу и улыбнулся.

На столе стояли кружки с горячим кофе и чаем, в комнате было темно, за исключением горящих кое-где свечей, что иногда дрожали от сквозняка. Часы тикали, не умолкая.

Ярлина решила начать первой и с легкой улыбкой на лице повернулась ко всем, кто уже слышал ее историю, и кто еще нет.

— Я была рождена в семье язычников. Меня с детства учили поклоняться богам, я знала о Колесе года5, о праздниках, обычаях и людских ритуалах. Когда моя мама стала Вестницей и покинула нас, я знала, что она отправилась служить богине Гекате. Большего мне не говорили, да я и не спрашивала, а когда узнала, что сама стала избранной, чувствовала себе самым нужным человеком в мире.

— Поменяла свое мнение? — не сдержав любопытства, поинтересовалась Алиса.

Она сидела, растянувшись в кресле и закинув ногу на ногу. В руке был стакан, но его содержимое оставалось загадкой даже для хозяина этого дома. Лицо озарила лукавая улыбка.

— Сложный вопрос. Я не привыкла бежать от своей судьбы, — девушка пожала плечами и взяла себе чашку с чаем.

— Наверное, не многие знают, но Георг раньше был блондином, — с ноткой игривости в голосе проговорила Ханна.

— И мне очень шло, между прочим, — мужчина скрестил руки на груди.

— Не может быть, — Ветта вступила в разговор, внимательно рассматривая ныне рыжеволосого Вестника, — я не представляю тебя светловолосым.

— Ты просто не видела меня, я