– Голос подают, – обрадовался он. – Водка, она в бутылке тоже ум имеет, а уж когда в человека войдет, то там безобразия разводит – это верно.

Он взглянул на Волкова, словно проверяя, какое на того это произвело впечатление, но ничего не увидел и продолжал:

– У меня сосед был. Весь век ни капли в рот не брал, а помирать лег, старуху за бутылкой послал. И всю ее, значит, выпил и помер. Это как объяснить?

– Не знаю, – пожал плечами Волков.

– А чего тут знать? Значит, всю жизнь человек от этой трезвости, как от заразы, мучился, а перед смертью не вынес. Это понимать надо.

Мужик, довольный собой, глубокомысленно вздохнул, заглянул вправо и обрадованно произнес:

– Идет, идет!

Подошел парень.

– Ну, здравствуй, еще разок, Петро, – засуетился мужик, протягивая ему руку.

– Здравствуй, Иван Сергеич.

– Вот ведь как, Петро, а! Ты, значит, там едешь, а я здесь сижу. Это как, а?

– Бывает, – развел руками парень.

– Ну, мы это положение выправим. Ты как, а? Ничего?

– Ничего.

– Во-во. Главное – не быть дураком. Правильно я говорю?

Мужик достал узел, поставил его себе на колени и развязал. Все это он проделал не спеша, с нескрываемым удовольствием. Бутылки были спрятаны в носки – видно, чтобы в дороге не побились.

Парню сесть было некуда, и он, стоя перед мужиком, следил за каждым его движением.

Вот показалось горлышко, и мужик, все так же не торопясь, отбил с него сургуч и достал стакан.

Рядом с Волковым забулькало.

– Ну, за встречу или как?

– А хоть как.

– Во-во.

А поезд все шел да шел. За окном лежала темнота, и поезд прошивал ее, как игла.

В соседнем купе заплакал ребенок. Волков видел, как мать, укачивая его, смотрела в темноту, и ей, наверно, было, тревожно от ее близости. Мужик снова налил в стакан и, набираясь духу, замер. У девушки, которая сидела рядом с Волковым, тускнели от тяжести глаза – два ее маленьких солнца приближались к закату. Черная, голая шея парня, которую, видимо, и зимой и летом укутывали только ветры, стала багровой.

Люди на скамьях постепенно расплывались. Волкова клонило ко сну, и все, что было перед ним, получало другие очертания и измерения.

Мужик, резко повернувшись, больно толкнул Волкова в бок.

– Осторожней, отец, – открывая глаза, со злостью сказал он.

– А, извиняй, извиняй.

Сон сразу пропал – покачался, покачался и, словно обидевшись, куда-то ушел. Волков выругался про себя и от нечего делать стал смотреть, как затихает вагон, как люди по очереди вытягивают ноги и роняют головы. Казалось, они были цифрами на какой-то замысловатой мишени, и невидимый стрелок мастерски поражает их одну за другой.

– Ну, я пойду, Иван Сергеич, а то место займут, – сказал парень.

– Иди, коли так, иди, – позволил мужик. – Я сейчас тоже прикорну, а завтра вместе сойдем. На сегодня хватит – правильно ты говоришь.

«Слава богу, – подумал Волков. – Может, правда успокоится».

Мужик прильнул головой к стене, что-то пробормотал и сразу же выпрямился.

– Мы какую станцию проехали? – спросил он.

– Не знаю, – ответил Волков. – Спи, отец, утром разберемся.

– Э, нет. Оно, конечно, спать можно, но, с другой стороны, можно и выпить. Ты как, а?

Волков рассердился.

– Я никак, я уже сказал. И тебе, отец, хватит. Потом будешь всю ночь куролесить.

– Подожди, – мотая головой, сказал мужик. – Я тебе сейчас все, значит, до капли объясню. Мы с Петром один носок опростали, а куда его один, когда у меня две ноги? Соображаешь?

Он хохотнул и снова достал узел.

Девушка, которая сидела рядом с Волковым, подняла голову и открыла глаза. Ее лицо недоуменно повернулось в сторону мужика и обиженно нахмурилось. Она снова закрыла глаза – казалось, хлопнула дверью и ушла, чтобы не оставаться вместе с ним. Но что-то заставило ее вернуться. Когда Волков повернулся к ней, она, вздохнув, молча смотрела перед собой, и этот вздох, как звук открываемой двери, снова вернул ее на прежнее место.

– Не спится? – вполголоса спросил Волков.

– Разве тут уснешь? – обиженно сказала она.

– Ничего, вы днем отоспитесь.

– Конечно, отосплюсь. А все равно спать хочется.

– А ваша подруга спит.

– Ага, она спит, – сказала девушка и, слабо улыбнувшись, взглянула на Волкова.

– Что вы завтра будете делать? – спросил он.

– Не знаю.

– А я знаю.

– Вы все знаете.

– Да, – сказал он.

– А что я завтра буду делать?

– Вы пойдете по вашим деревянным тротуарам от самого вокзала до самой РТС.

Она молчала.

– Правда? – спросил он.

– Правда, – призналась она. – Но теперь я не пойду, раз вы про это знаете.

– Ну и зря.

– Я спать хочу, – сказала она. – Он еще долго будет пить?

– До утра, наверно.

Девушка неумело вздохнула. Через минуту, когда он взглянул на нее, глаза ее были уже закрыты, и Волков опять остался наедине с мужиком.

Тот, глядя куда-то в сторону, мял пальцами папиросу, и табак сыпался ему на колени.

– Вот что, отец, – Волков взял его за плечо. – Давай договоримся, что здесь ты курить не будешь. Здесь дети…

– Они спят, – возразил мужик.

– Если ты здесь закуришь, я тебя вытолкаю из вагона, – решительно сказал Волков.

Мужик поднялся и послушно заковылял в тамбур.

Волков устал. «Никогда, ни за что в жизни в общий вагон больше не пойду, – думал он. – Надо было подождать. Надо было пропустить хоть десять поездов, зато в одиннадцатом ехать нормально».

Потом он вытянул ноги и оглянулся на девушку. Она спала. Спать было неудобно, и она, охраняя себя от тряски, скрестила руки на груди. Ее узкие, сдвинутые вместе колени мелко подрагивали. Волков отвернулся, чтобы заглушить в себе поднимающуюся тоску. «Все это уже не для меня, – подумал он. – Вот так всегда: чет – нечет, чет – нечет, потом короткая, неслышная команда, и ты уже в другом ряду».

Он закрыл глаза, затем открыл их и еще взглянул на голые, дрожащие колени девушки. «Чет – нечет, чет – нечет, и ты уже в другом ряду», – повторил он.

Поезд, как шахтерская клеть, все глубже и глубже спускался в ночной забой, и отработанными штреками позади него оставались пустые и молчаливые станции. Иногда сбоку появлялась луна – единственный выход на-гора. В длинном, бесконечном коридоре, по которому шел поезд, насвистывал ветер.

Люди в вагоне, доверившись поезду, спали. Этот сон был беспокойным – то и дело кто-нибудь вздыхал или ворочался. Похоже было, что люди ехали на ночную смену – они спали как придется.

Волков