Шрифт:
Закладка:
Пеллегрини обнаруживает, что и у Рыбника есть история в базе, в которой зарегистрированы аресты в городе вплоть до 1973 года. Но в его досье ничего не бросается в глаза – в основном пара арестов за нападения, хулиганство и тому подобное. Пеллегрини читает внимательно, но не меньше внимания уделяет краткому и незначительному досье сожителя матери. Работа в отделе по расследованию убийств требует мыслить цинично, и детектив только после подробной проверки вычеркивает из списка подозреваемых самых близких к жертве людей.
Эта канцелярская работа тянется до пересменки в четыре часа, а затем – до вечера. Шесть детективов Д’Аддарио перерабатывают безо всяких причин, кроме самого дела, не задумываясь о зарплате. Это дело – классический «красный шар», и поэтому к нему приковано внимание всего департамента: подразделение по преступлениям несовершеннолетних дает убойному в помощь двух детективов; спецподразделение выделяет восемь сотрудников в штатском; отдел особых расследований с другого конца коридора шлет двух специалистов из подразделения по профессиональным преступникам; Центральный и Южный районы присылают по два человека из своих оперативных отделов. В убойный набивается толпа теплых тел: кто-то занят конкретным аспектом следствия, кто-то попивает кофе в допофисе, все – ждут указания Джея Лэндсмана, сержанта, контролирующего следствие. Предлагают помочь и детективы с ночной смены, но, видя растущую армию, постепенно ретируются в прибежище комнаты отдыха.
– Сразу видно, что сегодня убили маленькую девочку, – говорит приехавший пораньше Марк Томлин из смены Стэнтона. – Восемь вечера, а весь департамент остается на работе.
Но и оставаться в офисе никому не хочется. Пока основная группа из Пеллегрини, Лэндсмана и Эджертона сортирует накопленные за день сведения и планирует фронт работ на следующий день, остальные присланные детективы и сотрудники мало-помалу удаляются в Резервуар-Хилл, и скоро на всех улицах и переулках от Норт-авеню до Друид-Парк-Лейк-драйв кишат патрульные машины и «кавалеры» без опознавательных знаков.
Оперативники в штатском почти весь вечер дрючат барыг на Уайтлок и Брукфилд, уезжают, через час возвращаются и дрючат еще. Патрульные машины Центрального района катаются по всем задворкам и требуют предъявить документы у каждого, кто попадется рядом с Ньюингтон-авеню. Пешие патрули зачищают углы Уайтлок-стрит от Ютоу до Кэллоу, допрашивая любые подозрительные лица.
Впечатляющая демонстрация силы, успокаивающая тех в районе, кому нужно успокоиться. И все же это преступление не торговцев кокаином, героиновых наркоманов, мошенников или проституток. Это совершил один человек, без посторонней помощи, под покровом ночи. Даже когда их гонят с насиженных углов, пацаны с Уайтлок-стрит говорят что-нибудь вроде:
– Надеюсь, вы словите эту мразь, мужики.
– Найдите гада.
– Заприте эту падлу.
На один февральский вечер уличный кодекс забыт, и дилеры с нариками охотно делятся с полицией всем, что знают: в основном – ерундой, часто – нечленораздельной. На самом деле маневры в Резервуар-Хилле вызваны не расследованием, а территориальным императивом – чтобы побряцать оружием. Они заявляют жителям одной улицы в обшарпанных измученных трущобах, что смерть Латонии Уоллес выделили с первых же минут и возвысили над обычными грешками и пороками. Балтиморский политический департамент, включая отдел убийств, наведет порядок на Ньюингтон-авеню.
Но, несмотря на все раздувание щек и воинственность, проявленные в первую ночь после обнаружения Латонии Уоллес, на улицах и переулках Резервуар-Хилла царит не менее сильная противоположная атмосфера – какая-то чужеродная, неестественная.
Первым это чувствует Черути, когда делает всего два шага от «кавалера» на Уайтлок – и какой-то лох пытается толкнуть ему героин. Потом это затрагивает и Эдди Брауна, когда тот зашел в корейскую забегаловку на Брукфилд за сигаретами, но столкнулся с пьяным в дым забулдыгой с выпученными глазами, пытавшимся вытолкать детектива взашей.
– Иди ты на фиг, – рычит Браун, швыряя алкоголика на тротуар. – Из ума выжил?
А через полчаса этот дух снова дает о себе знать целой машине детективов, приехавших на задворки Ньюингтон-авеню, чтобы в последний раз глянуть на место происшествия. Когда машина крадется по замусоренному переулку, свет фар падает на крысу размером с собачонку.
– Господи, – говорит Эдди Браун, выходя из машины. – Вы только гляньте, какого она размера.
Из неприметной машины высыпают остальные детективы. Черути подбирает обломок кирпича и запускает через полквартала, промазав мимо крысы на пару метров. Зверь невозмутимо таращится на «шевроле», потом убредает по переулку и там припирает к стенке из бетонных блоков большую черно-белую дворовую кошку.
Эдди Браун в шоке.
– Нет, ты видел размер этого монстра?
– Эй, – говорит Черути. – Я увидел больше, чем хотел.
– Я уже давно живу в городе, – говорит Браун, качая головой, – и ни разу – ни разу – не видел, чтобы крыса так гоняла кошек.
Но в ту ночь, в том переулке, за ветхим рядом домов на Ньюингтон-авеню, привычный мир исчез. Крысы охотятся за кошками, детективам суют целлофановые пакетики с героином, школьниц используют потехи ради, потрошат и выбрасывают.
– Ну на фиг, – говорит Эдди Браун, садясь обратно в «шевроле».
По крайней мере, на бумаге у детектива балтиморского отдела убийств немного полномочий. Эта специализация не дает рост в звании и, в отличие от других американских городов, где в комплекте с должностью детектива и золотым значком идет повышение зарплаты и власти, балтиморский детектив носит серебряный значок и считается начальством патрульным в штатском – а эта разница приносит лишь небольшую прибавку к жалованию для расходов на одежду. Вне зависимости от своей подготовки или стажа, детектив работает за те же деньги, что и другие офицеры. Даже учитывая возможность получать – по желанию – еще треть зарплаты за переработки и показания в суде, профсоюзные ставки все равно начинаются с 29 206 долларов после пяти лет службы, затем 30 666 – после пятнадцати лет и 32 126 – после четверти века.
Так же нормы департамента равнодушны к особым обстоятельствам детектива убойного отдела. Устав БПД (для начальства это разумные положения об авторитете и порядке; для рабочего