Шрифт:
Закладка:
…а за полторы недели эта депрессивная сучка перетрогала чуть ли не одну десятую часть города, отрыгивая льняным маслом и толкаясь в летних автобусах!
И что делать? А ничего, это полноценное изменение генома! У них и дети голубыми будут! А эта, дура татуированная, со сцены, под камерами, и так пошутить умудрилась! «Голубой Новгород», надо же! Так и удавил бы!
— Спускайся, — поманил я рукой прилипшую к потолку Треску, — Или я тебе точно покажу, где раки зимуют. Даю десять секунд, чтобы собраться с духом. А вы, Глаз, идите за Акридой. Оба должны через полтора часа быть готовы к выезду.
— К-куда? — тут же забоялся художник, — На оп-перацию⁈ Вы не предупреждали, Изотов! Вы не преду…
— Не операция, — отрезал я, — Мы идём давать интервью.
— Врагу не сдастся наш гордый «Варяг»! — тут же осклабилась прилипшая к потолку хамка, — Я буду бороться! Ты не заставишь меня жрать, Изотов!! У тебя даже времени на это нет!
— Наивная албанская девушка. Юля.
— А?
— Она твоя.
— Чтооо⁈
Закрываю дверь, оставляя в комнате одну призрачную девушку и одну, которая будет вскорости сытой, хочет она этого или нет. Смотрю в спину уходящему художнику и думаю, что после этой операции смогу претендовать на должность директора детского сада. Или дурдома.
— Витя, тебя внизу ждут, — сообщает мне высунувшийся из нашего гостиничного номера Салиновский.
— Опять пионеры пронюхали Юльку? — тоскливо спрашиваю я. Мы уже две гостиницы сменили из-за клятых пионеров с их клятыми букетами.
— Нет, вроде из Стакомска человек, — простодушно сообщает Паша, превращая меня в дробно стучащего копытами по ступенькам вниз Изотова.
Наконец-то!
Разумеется, что я после всех этих деревенских приключений с запоями, изнасилованиями, забоями свиней и одержимостью призраком, сделал то, что полагается любому молодому человеку, оказавшемуся в трудной жизненной ситуации — позвонил маме. Ну ладно, будущей, но не суть. Объяснив Окалине-старшей, что выданный ей «бл*цкий цирк» в словаре автонимов значится напротив термина «дисциплина», я выбил из неё несколько задумчивых звуков и обещание прислать подмогу.
Вот эта кавалерия и прибыла.
— Аносов Евгений Павлович, звания не имею, — представился мне вставший с дивана рыжий и слегка пухлый товарищ лет под тридцать, — Прибыл в ваше распоряжение, Виктор Анатольевич. Сразу предупреждаю, что являюсь обычным человеком, не…
— Отлично, — аккуратно пожал ему я руку, — Со способностями у нас и так перебор, адекватности бы побольше.
— С этим всё в порядке, — улыбнулся мне Аносов.
— Прекрасно! Идемте познакомлю вас со всеми! — тут же заблагодушествовал я. Ура! У меня есть обычный мужик, к которому все будут относиться серьезно! Пусть он и рыжий, но все равно дареному в зубы не смотрят!
— Думаю, чуть позже. Сначала пройдемте к вам. Я не с пустыми руками приехал.
В качестве подарков мне принесли особо навороченные «стакомовские» часы-миникомпьютер с несколькими незадокументированными возможностями, одной из которых была невозможность снять их с руки. Никак. Браслет размыкался только если датчики фиксировали отсутствие руки в браслете.
— Для вас, Виктор Анатольевич, избавиться от часов помехой не будет, а вот для того, кто попробует избавить от них вас…
— Да мне руку отпилят нафиг.
— И как часто вы встречаете готовых к немедленному отпиливанию конечностей людей?
— Тоже верно.
Впрочем, «часы» мне понравились, очень. Мало того, что они показывали время, так еще и обладали встроенным компасом, пятью видами сигналов тревоги, возможностью качественной записи и воспроизведения голоса… ну и основная фишка, ради которой их сделали неснимаемыми, тоже имела место быть. В общем, отличная вещь!
— Товарищ майор просила передать, что если потеряете — убьет, — корректно заявил мне новый член команды.
— Ежу понятно, — свалил на шипастого грызуна я понимание ситуации, а затем не менее корректно спросил, потрясая рукой с надетыми часами, — Значит…
— Значит «да». И очень скоро. В любое время. И у меня есть ряд дополнительных инструкций на подобный случай, Виктор Анатольевич. Обязательных к исполнению.
…не было печали.
Витя молод, горяч и упрям. Ему, как и бешеной собаке, семь верст не крюк. Но то, что можно дома — нельзя в гостях. Дома ты и Система одно целое, а вот в гостях — нет. Поэтому играть надо тоньше, играть нужно без разбрызгивания неприятеля по стенам.
В общем, я завел нашего нового члена отряда недоубийц в гости к уже послушной кушающей кашу и слегка дергающейся Треске, туда же призвал одного блондина и оба его спутника по жизни (спутниц, но они же вокруг Паши летают!), после чего велел дружить, укреплять взаимоотношения, наводить мосты и сочинять регламент, а сам, взяв ноги в руки, ломанулся с Глазом и Акридой давать интервью.
Пока ехали к местному телецентру, проинструктировал подопечных самым простым образом, объяснив, что от них не требуется ничего, кроме как быть максимально адекватными и не подавать никаких тревожных сигналов обществу, как бы характер не требовал. Мол, если вы подписались на дело, планируя всё-таки жить с нормальными людьми, то хотя бы покажите, что умеете ими притворяться, большего и не надо.
Дурная парочка, имевшая совсем недавно инцидент в лесу, из-за которого я поручил сестрам приглядывать за обоими, лишь кивала с надутым и обиженным видом. Мол, как так! Ты сомневаешься в нашей нормальности⁈
Еще как сомневаюсь!
И не зря!
Шесть раз пришлось переснимать это проклятое интервью! На любой вопрос миленькой женщины лет двадцати четырех с веселыми кудряшками, у этой парочки включался какой-то отмороженный режим обвинения всего и вся с привлечением максимального внимания к своим нуждам и прошлому. В первую же съёмку чуть до драки не дошло, причем поводом для ссоры служило перебивание друг друга в попытках дорваться до микрофона, выкладывались эти… просто на «ура». А вот когда эти два психа поняли, что это не прямой эфир, так чуть не сожрали там всех в студии!
А дальше? Что дальше, если эти двое, как-то нашедшие общий язык в лесу, теперь его со свистом растеряли, уже пересравшись между собой?
Девочка страдала, операторы страдали, руководящий этим делом мужик хватался за голову, клянясь, что он кассеты прямо тут будет рвать, прямо зубами, но чтоб никто не узнал, что такое вообще существует. Конюхов визжал как резаный, требуя телефон и номера разных значимых товарищей в Москве, Сумарокова презрительно цедила, на чем она вертела этих самых товарищей и грозилась письмами. Коллективными. На самый верх.
— Да вы офонарели, — потрясенно сказал я, уволочив обоих скандалистов в комнату отдыха, — Вы что, мать вашу, устроили?
— Руки, Изотов! Убрал немедленно! — дёргалась в моей хватке писательница.
— Отпусти-те! — пыхтел нежно взятый мной за шею художник, — Это не ваше дело!
— Вы оба, с ног до головы, моё дело! — встряхнув обоих, я позволил им устроиться на диване, — А теперь, еще раз — что за парад говнометания вы учудили⁈
— Вы что, собираетесь совать нос в каждый аспект нашей жизни? — Сумарокова продолжала держать оборону, — Обойдетесь, юноша!
— Даже так? — вздёрнутой брови под маской не было видно, но тоном я передал достаточно, — Тогда мы с вами слегка изменим правила игры. У вас у обоих есть кое-что, невероятно для вас важное, но совершенно ненужное мне. Я могу это сломать, полностью уничтожить. А затем мы продолжим разговор. Чтобы вы не гадали — я говорил про указательные пальцы ваших правых рук. А еще я могу снять маску…
— Вы не посмеете! Не посмеете! — Конюхов умудрился взять новую высоту в визге.
— Это очень ошибочное предположение…
Калечить их я не хотел, а хотел вывести на чистую воду. Что, в итоге, получилось без всякого труда, потому как угрозу я воистину нашёл страшную что для одного, что для второй. В общем, без лишних слов, эти два деятеля искусства собирались соскочить с операции при помощи скандала — привлечь внимание общественности к чему-то мутному, происходящему с их, народом, любимыми артистами, засветиться посильнее, стать неудобными для дальнейшего хода операции. А там, глядишь, получится вывернуться
