Шрифт:
Закладка:
Надо ли говорить, что после этого Конюхов, завизжав как поросенок, начал каяться во всех грехах? Делал он это с такой самоотдачей, что Сумарокова почти не успевала что-то добавлять.
Итак, выяснилась следующая картина. Наш работник кисти и мольберта отдыхал в лагере, не зная, чем заняться с утра пораньше. Ему пришла в голову мысль понаблюдать за окрестностями с помощью своей способности. И что же он видит в лесу? Приятнейшее из зрелищ — групповушку. Это изволит отдыхать привычным способом сама Раиса Джумберовна. Тихо, скромно, никому не мешая. Однако, у товарища Конюхова рождается идея, он берет мольберт, краски и идёт прямым курсом на чужой секс, имея целью присовокупиться к кому-нибудь. Желательно к одной из призрачных девушек, потому что они красивы, а вот сама писательница — отнюдь.
Занятая и раздраженная тем, что её отвлекают, девушка грубо посылает пришедшего на огонёк Конюхова, который уже увидел достаточно, чтобы воспылать по самые брови. Мужик, поняв категоричность посыла, с криком, что настолько уродливые как Раиса вообще не имеют права никому отказывать, пытается Акридой овладеть. Благо несложно, ибо она уже была, как бы сказать, в нужной позе и под нужным ракурсом. Мол, заходите, не разувайтесь, у нас можно.
И тут получился забавный казус, потому что растерялась не только сама писательница, но и её фантомы, которые, как мне раньше и сообщали, личностями были вполне цельными и от решений хозяйки малозависимыми. Более того, парочка из них как раз эту самую повелительницу и фиксировала, значительно облегчив Конюхову достижение желаемого результата. Поначалу. Затем до всей этой собачьей свадьбы дошло, что дела идут куда-то не туда, сама Раиса, придя в гнев, ужас и возмущение, наездника скинула, ну а затем, после того как его зафиксировали… увидела муравейник.
Что сказать? Глазу повезло, потому что изначально Акрида искала кусок камня, чтобы пробить ему голову.
— Суду всё ясно, товарищи, — выдохнул я, — Итак, Конюхов, что скажете в свое оправдание?
Сказать он не мог ничего, кроме бессвязных обвинений в сторону закончившей ломать его вещи писательницы. После того, как я пригрозил, что сейчас переломаю ему ноги, Сергей Дмитриевич окончательно расклеился, начав завывать, что «бес попутал». Ситуация была ясна, а вот что делать мне с ней — было не совсем понятно. Пострадавшая отчетливо жаждала крови, а неудачливый насильник страдал из-за погрызенных мудей, смоченных муравьиной кислотой.
Потом разберемся, мне еще искать пропавшего Слона, которого никто не видел. Только вот случай упускать не буду, раз всё сложилось настолько удачным образом.
Присев на пенёк, я закурил сигарету и неторопливо поделился с присутствующими своим секретом экспатии, объяснив, что в случае чего, я открою им свое личико, после чего виновные будут обречены. Как минимум на кошмары, как максимум на мучительную смерть, так как «лечить» их я если возьмусь, то только после полностью выполненного задания. Поэтому, уважаемые товарищи, до момента, пока мне из штаба не разъяснят, что делать в случае, когда один из команды попытался изнасиловать другого, вы будете жить мирно, а в идеале — даже искать способ примириться. Прямо здесь, в лесу. Нет, никакого вам детского крема, товарищ Конюхов. Сидите и ждите, пока я вернусь с Рамазановым. Попробуете нарушить приказ — развяжете мне руки.
— Я здесь пострадавшая! — тут же заявила мне писательница.
— Вы подвергли человека пыткам, вместо того чтобы задержать и вызвать меня! — отрезал я, — Об этом я тоже сообщу. И проконсультируюсь. На этом всё. Паша со мной, девчонки, охраняйте этих двоих.
— Вить, а можно наоборот⁈ — тут же заныли Умаровы.
— Нет, нельзя, — зловредно ответил я, — В деревне вам показываться незачем.
Не успели мы выйти назад к пруду, как сестры нас догнали, наперебой уверяя, что насильник и его жертва-садистка пришли к полюбовному согласию и умоляют меня ни о чем никуда не сообщать. Пришлось соглашаться, но прогонять «фей» обратно, с наказом надыбать детского крема для будущего страдальца, хотя… нет, нафиг.
Быстро вернувшись, я захапал придурковатого художника на плечо и отправился с ним в деревню, прямиком к дежурному врачу, где и сдал под весьма нецензурные комментарии уже слегка подвыпившего мужика. Отсюда и началось наше с Пашей приключение под названием «найди башкира в питерском селе».
Нашли мы его спустя восемь с половиной часов, побывав в еще одной деревне, дважды вернувшись к лагерю и один раз навестив Конюхова, щеголявшего самым настоящим памперсом из бинтов, грустной мордой и опухшими ногами. Усталые, измученные и злые, мы волоклись в место, где я сегодня уже разок побывал.
— Я щас сдохну… — стонал Паша, явно мечтающий вновь оказаться в «Жасминной тени», — Это же надо…
— Кто знал, что он окажется таким популярным? — зло бурчал я, загребая порядком уставшими ногами, — Не человек, а эстафетная палочка прямо. Везде поспел.
— Сделай ему что-нибудь плохое, а?
— Предъявить нечего, — вздыхал в ответ я, нажимая на звонок.
— Вы че⁈ — с огромным удивлением и подозрением спросил подошедший к калитке уже знакомый мне по утренним процедурам мужик, — Трех хрюшек уже сожрали⁈ Больше не дам! Ни копытца!
— Да нет, — мотнул головой я в ответ на это, — Мы за другим пришли. Вон он сидит у вас.
И правда, за по-гусарски накрытой газетой табуреткой, на которой красовалось сало, лук, жарёха и пустые рюмки, восседал вполне довольный жизнью Слон, лучась на бедных измученных нас тщательно выверенным злорадством.
Глава 10
Кошачьи бега
— Ешьте, — мрачно сказал я, борясь с искушением убивать.
— Нет! — сказали мне почти хором те, кому я приказывал.
— Ешьте по-хорошему, товарищи, — я продолжал попытки дипломатии.
— Не буду!/Фиг тебе!/Отказываюсь! — отвечали мне нахально и вразнобой.
Это был неправильный ответ.
— Вы, все трое, с нарушениями развития, — мрачно сказал я, под кивки Юльки, — Причем, говорю не только о физическом… Треска, слезь с потолка!
— Хер тебе! — не менее мрачно ответила мне панкушка, — Я тебя уже знаю, Изотов! Это ты вот этих двух дураков будешь уговаривать, а в меня пихать начнешь!
— Тебе вообще во все места напихать надо! — тут же взвился я, — Ты на кой черт новгородцам, дура, прямо на больную мозоль наступила! Они еще не отошли вообще!
— Так ржачно же было… — пробубнила прилипшая к потолку зараза, — Ну хочешь, съездим к этому придурку, и он меня тоже голубой сделает? Я в таком виде извинюсь на камеру. Но на самом деле, Изотов! Как можно было удержаться⁈
— Запросто! — рыкнул я, выходя из себя.
— Так, хватит! — психанула писательница, вставая с кровати, где сидела до этого, — Я, Виктор, буду питаться так, как сочту нужным! Мои способности от самочувствия не зависят!
— Как и от остального, — фыркнула Юля, — Пообщалась я с вашими «способностями». Эти фантомы — лишь слегка подкрашенная колоритом ваших книг, Раиса, шизофрения. Проще говоря, это роботы с очень узкой подпрограммой, а иллюзию жизни в них вдыхает ваш собственный моз…
— Хватит! — определенно взбешенная Акрида пафосно удалилась из комнаты, хлопнув дверью.
— Это вы зря, — неожиданно ляпнул Конюхов, — Она своих призраков за семью считает. Да и вообще за полноценных людей только их и принимает.
— Фигасе вы подружились после лесной полянки, — покачал я головой. С потолка весело хрюкнули. Зря, конечно, потому что я твердо решил хотя бы одно тело наставить на путь истинный. Если тела художника, отговаривающегося, что ему тошно жрать, и самой писательницы меня волновали мало, то вот Треска была вопросом иного порядка. Как и Слон, которому я организовал сухой закон на половине его спуска в самый настоящий запой.
Запой. У крепкого неогена, не забывающего о собственном теле. Нормально питавшегося. Тренировавшегося. Даже работавшего. А теперь, еще раз, по нюансам — запой простой водкой для человека, который в принципе с водки напиться в сопли не может! Зато может пить. Сутками. Эдакий нео-алкоголизм.
Сумасшедший дом заканчиваться и не думал. Мы прибыли в Великий Новгород, даже уже оттарабанили концерт, поулыбавшись со сцены, но проблемы продолжали как прибывать, так и усугубляться. Буквально за две недели до нашего прибытия в городе психанул неосапиант-патоген,
