Шрифт:
Закладка:
Проводив молодую графиню взглядом и удержавшись от бессмысленного выкрика вслед, с минуту я вслушивался в воцарившуюся вокруг тишину, затем, поняв, что ждать Милану назад уже точно не стоит, мысленно воззвал:
«Достопочтенный Фу-Хао!»
«Я же просил меня не отвлекать, сударь! — с нескрываемым недовольством отозвался фамильяр. — Я занят вашими поисками!»
«Здесь только что была Воронцова», — сообщил я.
«Что, сударь? Повторите, очень плохо слышно!»
— Сюда приходила Воронцова, — произнес я вслух. — Это вам никак не поможет?
«В самом деле? — ахнул „паук“. — Так, сударь, беру свои слова назад: вы совершенно верно поступили, что дали мне знать! — радостно заявил он. — Сие радикально сокращает зону поиска. Молодая графиня не покидала территорию корпуса — разве что провесила портал прямо из своей комнаты, но сие крайне маловероятно… А значит… Все, я вас нашел! Вы в подвале под пятым чертогом!» — сообщил Фу.
«И… Вы же сейчас вытащите меня отсюда?» — просиял я — за радостью, впрочем, не забыв об осторожности и снова перейдя на мысленную речь.
«Вы в духоловке, сударь, — умерив тон, буркнул фамильяр. — А я, если вы не забыли — как раз дух. Снаружи мне к вам и на дюжину саженей не подобраться. Ну а если окажусь внутри — через астрал сие возможно — застряну там на пару с вами!»
«Ну, не сами, — нахмурился я из-за новой, уже нежданной загвоздки. — Надю пришлите! Надежду Александровну, то есть…»
«А как прикажете мне ее уведомить? Мы же с вами условились: ни одна душа не должна обо мне прознать!»
«Это настолько важно?!» — не сдержал изумления я.
«Сие чрезвычайно важно, сударь! Иначе не стало бы условием нашей с вами сделки».
«Блин! — всплеснул я руками. — Ну, не знаю… Напишите Наде от меня записку! — пришла мне в голову идея. — Как на испытании, когда мы ей про ошибку в эссе подсказали!»
«И как вы потом объясните Надежде Александровне сей факт? Из духоловки невозможно колдовать!»
«Придумаем что-нибудь!»
«Вот и давайте, сударь, сперва придумаем, а потом уж сделаем. Время у нас теперь есть».
«Хорошо, — буркнул я, поняв, что переупрямить фамильяра не сумею. — Думайте!»
«И не переставал — не приучен! Наберитесь терпения — помощь скоро подоспеет!»
«Жду», — кивнул я, опускаясь на пол.
Где и просидел следующие полчаса, попеременно подгибая то одну, то другую ногу и тупо пялясь на горящую свечу.
А потом в комнату божественным ветром камикадзе влетел Тоётоми.
в которой мне желают приятного аппетита
— Покорнейше прошу меня простить, что своевременно не поблагодарил за оказанную мне высокую честь! — с придыханием проговорил Ясухару.
— О чем ты, дружище? — осведомился я, нащупывая ногой очередную ступеньку.
Подвал под пятым чертогом оказался глубоким и многоярусным: по узкой темной лестнице мы с японцем преодолели уже полдюжины пролетов, а конца и края подъему все не просматривалось.
— В финальной стадии вашего блестящего поединка вы использовали мою скромную технику Огненного меча, сэнсэй!
Уже «сэнсэй»?! Еще утром сосед почтительно именовал меня «сэмпай» — нечто вроде «старший товарищ». Но «сэнсэй» — это уже «учитель», «наставник».
И когда же я сподобился получить повышение? Тем более, что ведь это Тоётоми выручил меня из «духоловки», а не я ему чем-то помог!
— Мы же вроде на «ты» перешли, — для начала напомнил я спутнику.
— Я недостоин сего, сэнсэй!
— Так, не надо только тут вот этого! — нахмурился я. — На брудершафт выпили — обратного пути теперь нет! А что касается меча — то, напротив, это для меня было честью, — добавил я со своей стороны толику восточной любезности.
— Спасибо, сэнсэй!
«Что вы ему такое сказали, что нашего самурая так торкнуло?» — поинтересовался я у фамильяра.
«Лично — ничего. Обставил дело так, будто бы он получил от вас послание. Прочесть его Ясухару прочел, но как именно оно было вами отправлено — не уразумел. А когда уж узнал, что сообщение было послано из непроницаемого для любых чар круга „духоловки“ — то и вовсе преисполнился почтения к вашей непревзойденной магической мощи, сударь!»
«А если японец тупо спросит, как я это сделал — что мне говорить?»
«Покамест ведь не спросил?»
«Пока нет».
«И едва ли решится. Прямо признаться, что даже не способен понять, что за технику вы использовали — не то что повторить нечто подобное — ему не позволит гордость. Вот с Надеждой Александровной подобный трюк у нас с вами бы не прошел. Она, конечно, тоже та еще гордячка, но гонор у нее несколько иного рода. И пристала бы с вопросами обязательно».
«Это Надя-то гордячка?» — хмыкнул я.
«Еще какая».
«Вот уж чего никогда бы не сказал!»
«Сие свидетельствует лишь о том, сколь плохо вы знаете Надежду Александровну, сударь!»
Лестница вывела нас из подвала прямо на улицу, минуя первый этаж казарм — на противоположную сторону от дубовой аллеи, аккурат к чертогу номер семь. Со слов Тоётоми я уже знал, что настало время ужина, и, не заходя в нашу комнату, мы направились прямиком в столовую. Думалось мне при этом, впрочем, отнюдь не о еде.
Отведенный абитуриентам трапезный зал, как обычно, оставался скорее пуст, нежели полон, но все, кто был мне нужен, внутри нашлись. Сперва я увидел Надю и Крикалева. Из них двоих девушка заметила меня первой, просияла и радостно вскочила на ноги, едва не опрокинув стул. Очкарик посмотрел на нее с удивлением, затем обернулся к входу… В следующий миг, побледнев как полотно, мой неверный манник пулей вылетел из-за стола, оттолкнул некстати оказавшуюся у него на пути Морозову и зайцем бросился к противоположным дверям. Не прошло и трех секунд, как в зале его уже не было.
Гоняться за ним я, понятно, не собирался. Криво усмехнувшись, подошел к Наде и подал ей руку — обескураженная, девушка так и продолжала сидеть на полу.
— Где ты был?! — воскликнула она, хватаясь теплыми пальцами за мою ладонь и рывком поднимаясь.
— Позже… — мотнул головой я, предупредительно пододвигая ей ее стул. Морозова машинально на него опустилась. — Погоди, сначала скажу кое-кому пару ласковых… — и, не дожидаясь новых вопросов, двинулся по проходу — к соседнему столу, за которым сидела в компании своих приспешников Воронцова.
Окончательно потерявшись, Надя даже не попыталась по привычке поспорить.
Тем временем, трапезный зал притих. Едва ли все собравшиеся понимали, что именно происходит на их глазах, но повисшее в воздухе напряжение, кажется, не укрылось ни от кого.
