Наконец-то его куртка летит на пол. Чуть погодя следом приземляется футболка, а я, почти без эксцессов, с горем пополам справляюсь с его штанами — точнее с поясом и молнией, с едва сдерживаемым нетерпением запуская руку под резинку боксеров, тут же обхватывая дрожащими пальчиками и вытягивая на свободу упругий ствол пульсирующего члена. И, конечно же, балдею от его впечатляющих размеров и, в особенности, от соприкосновений с мужской грешной плотью. От возбуждающих ощущений её тяжести, твёрдого, как камень рельефа, и с такой подвижной кожей, прохладной и бархатной на ощупь. В отличие от горячей, вздутой головки, уже слегка увлажнённой обильной каплей предсеменной жидкости. Я успеваю размазать её большим пальцем по всей поверхности залупы и даже провести несколько раз жадным кулачком по всей немаленькой длине уже ко всему готового фаллоса…

— Учти, ведьма! — Кобэм вдруг резко прерывает наш далеко нецеломудренный поцелуй. Снова обхватывает моё лицо своей огромной лапищей, в которой так идеально вмещалась моя грудь, не спуская пристального взгляда с моих глаз и обжигая растёртые им же губы своим порывистым рыком. — Если я узнаю, что ты чем-то меня приворожила…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Тогда что? — похоже, я сама уже не соображала, что говорила и к какому монастырю себя подводила. — Накажешь? Выпорешь перед тем, как трахнуть? Или вначале трахнешь, а потом выпорешь и… снова трахнешь?

— Грёбаная ведьма! Думаешь, я шучу?

Конечно, я не думаю. Думать о чём-то сейчас, когда меня так ведёт и кроет от ненормального перевозбуждения? Я просто хочу — до дикого безумия и остервенелой трясучки, чтобы он меня трахнул! Сейчас же!

И, видимо, он внимает моим сумасшедшим желаниям, едва ли до конца понимая, кому из нас они принадлежат. Подхватывает горячими ладонями меня под ягодицы, приподнимая над полом, как пушинку, и заставляет обвить его таз ногами. Я рефлекторно отпускаю член, но только для того, чтобы вцепиться в гладиаторские плечики мужчины и прижаться плотнее к уже покрытому лёгкой испариной лепному торсу, грудью вжимаясь в более твёрдые мышцы, а раскрытой киской в стоячий колом пенис. Ощущение такие, что в самую пору либо кончить, либо свихнуться окончательно. Особенно, когда перед твоими глазами маячит лишь одно лицо ловчего, вынуждая любоваться только его безупречными чертами и тонуть в глубине одурманенных лазоревых очей.

— Нет, господин ловчий! Я и в мыслях подобного не допускала! Кроме одной… Когда же вы перестанете меня стращать на словах и приведёте свои угрозы в действие?

Я не просто ему ответила, вызывающе проговорив всё это в его влажные губы, на которых ещё чувствовался запах и вкус моей киски, но и поддалась тазом вперёд, заскользив очень мокрой и горячей промежностью по его увесистой мошонке и основанию эрегированного члена.

— Чёртова искусительница!

О, да! Я хорошо знаю и эту интонацию, и возбуждающую хрипотцу в рычащем голосе ловчего, от которых плавится мозг и все эрогенные зоны изнывающего тела. Меня пронизывает этим зашкаливающим безумием насквозь, в аккурат за секунду до его вторжения в святая святых. До идеально выверенного удара большого упругого члена, скользнувшего гладкой головкой вначале по клитору и всем складочкам воспалённой вульвы, а потом следующим чётким, грубым движением резанув меня изнутри. Растягивая и насаживая на всю длину внушительного ствола, растирая и временно оглушая острой и одновременно такой сладкой болью, оставшейся ещё от безжалостных проникновений Верховного Бошана.

Конечно, я не удержалась и вскрикнула. Выгибаясь и задыхаясь от всех этих ненормальных смешанных ощущений. От жёстких толчков в слегка травмированном влагалище, которое тут же оросило трахающий меня фаллос очередной щедрой порцией греховных соков, интуитивно сжимая интимные мышцы и вбирая ещё глубже это чёртово орудие почти насильственного наслаждения.

Кажется, меня тут же выносит, окончательно затуманивая рассудок и превращая в одержимую секс-маньячку. Я кончаю едва не сразу, где-то уже на первых ударах, ибо это сильнее любого осознанного самоконтроля. Содрогаясь всем телом в конвульсивных судорогах и спуская струйным оргазмом на лобок и мошонку Адриана, который и не думал останавливаться. Продолжал насаживать меня на всю длину члена, как заведённый — с будоражащими звуками возбуждающих хлопков, от которых прошибало насквозь и плавило мозги не меньше, чем от нашего сношающегося трения изнутри. Не говоря о других сводящих с ума ощущений. От его хриплого учащённого дыхания, срывающего в звериный, гортанный рык и всего мощного тела, за которое я с жадностью цеплялась и вжималась что дури, желая большего. Даже не знаю чего. Может уже свихнуться по-настоящему? Потому что кончать подряд несколько раз с небольшими перерывами и не останавливаться на этом — тот ещё предел всех пределов. Тем более, когда ловишь каждой клеточкой своей чародейской сущности ответные ощущения своего не на шутку заведённого любовника. И когда тебя накрывает его бурным оргазмом почти в унисон с твоим.

Наверное, в самую пору помереть или провалиться в спасительное забвение. Только куда там. Я действительно извиваюсь на его чёртовом члене, пока он в меня кончает, усилив свои грубые толчки-удары, и пока мы оба вскрикиваем, совершенно не задумываясь, где находимся, и кто нас может при этом сейчас слышать. Даже затихаем ещё не скоро от слишком затяжного оргазма, который кажется общим или смешанным, блаженствуя на последних секундах единой эйфории и агонии.

— Да что же ты такое… твою колдовскую мать!

Ловчий ещё не скоро придёт в себя, в прочем, как и я. Разве что первое, что он сделает более-менее осмысленно, обхватит мою голову ладонями, продолжая прижимать к стене и млеть от моих непроизвольных сжатий на его всё ещё пульсирующем члене. Заглядывая мне в глаза своим окончательно поплывшим взором, больше напоминающим взгляд обдолбанного, мало что соображающего наркомана.

— И почему я до сих пор хочу тебя трахнуть?.. Как будто… мне мало… Дико мало!