—Ненавижу тебя, ублюдок…— зло хриплю я, загоняя свою многолетнюю обиду Адилю в горло.

Это все его запах, море воспоминаний, сокрушительной волной топящих меня, и наша не поставленная точка. Как же обидно, что я такая… Ничуть не сильнее и не умнее, чем раньше. Но об этом я подумаю позже… Хотя бы через минуту.

Руки взметаются вверх, чтобы сжать его плечи… Они шире, чем я помню, и, кажется, стали тверже… Язык толкается ему навстречу, слизывая апельсиново-сигаретный запах, который ничуть не раздражает. Протест ярко вспыхивает и гаснет, когда внутрь меня проталкиваются пальцы. Всего минута, чтобы не думать о том, почему мое тело встречает Адиля с такой готовностью.

Как-то в детстве зимой я забралась на горку. Мне тогда от силы лет пять было, а горка была крутая и высокая, не под мой возраст. Мама, отвлекшаяся на разговор с подругой, предупредительно закричала, замахала руками, чтобы я спускалась, но меня было не остановить. Помню, как на бешеной скорости катилась вниз, лежа на спине и расставив руки. Шапка слетела, и голова больно билась о лед, потерялась варежка. То ощущение я запомнила навсегда: когда притяжение несет тебя вниз, остается только нарастающий страх и уханье в животе. Отсутствие контроля — вот что это было. В тот день я узнала, что есть вещи, которыми ты не можешь управлять.

Так и сейчас. Я ничего не контролирую: все так же лечу вниз, сдирая ладони, и надеюсь, что к концу пути не переломаю кости. Хотя кого я обманываю? О конце пути не думаю вообще. Есть только здесь и сейчас.Заботит лишь каждая настоящая секунда.

ЭрекцияАдиля давит мне в бедро через джинсы, его рука сжимает грудь. Он все так же не произносит ни слова, и от этого влажный воздух в туалетной кабинке только сильнее накаляется.Я чувствую это по собравшейся на коже испарине, по растущей дрожи в теле, которое вспыхивает, когда по стенам разносится эхо от бряцанья ремня.

Вот он, шанс попробовать всё переиграть. Выставить руки, тормозить ногами и никуда не катиться.

Рывком Адиль разворачивает меня к стене.Зажмурившись от прикосновения щекой к холодному кафелю, упираюсь в него ладонями.В детстве, когда я наконец достигла[N4]подножия той горы, из носа шла кровь, а ладони жгло от ссадин. Расплакавшись, я обещала маме, что больше никогда так не сделаю, а через три дня полезла на ту же гору снова. В отсутствии контроля есть своя притягательность: он снимает ответственность. Поэтому подчинение никогда не выйдет из моды.

Не открывая глаз, выдыхаю в стену громкий звук, когда Адиль толкает в меня член. Это даже не стон и не вскрик, а пыльный воздух, застрявший во мне семь лет назад.

Горка из детства исчезает, и я переношусь в комнату, увешанную картинами.Давление его рук на бедрах, каждый грубое проникновение, каждый громкий выдох словно с грохотом срывает их со стен одну за другой. Адиль трахает меня в туалете… Бах! Возле умывальника, в спущенных колготках, врезающихся в кожу. Бах!— падает следующая. Я изменяю Диме, к которому переехала три месяца назад и который такого не заслужил… Бах, бах, бах! Захлебываюсь стонами, как дешевая проститутка…

Адиль придавливает мою шею локтем, перекрывая возможность дышать, одновременно с этим движения внутри меня ускоряются. Его горячее прерывистое дыхание на щеке и ушной раковине, грудь припаяна к моему позвоночнику. Полное отсутствие контроля. Я не могу остановить нарастающее головокружение, как не могу и приглушить вульгарное чавканье, которое его член выдирает из недр моего тела. И подступающий оргазм тоже контролировать не могу. Прошла всего пара минут, но я к нему уже готова.

Стеклянный колпак снова опущен, только сейчас под ним находятся двое. Все окружающие звуки: стук каблуков о пол, шлепки сталкивающихся тел, мои задушенные вскрики; все, что находится вокруг: раздражающий свет с потолка, холодная плитка, шум музыки из-за стены, люди за ней…[N7]Все это глохнет, меркнет, сереет, стирается. Зато молчание становится значимым и придает происходящему животную остроту.

Скопившееся напряжение внизу живота взрывается неожиданно. Заставляет прогнуться и до крови прикусить губу. Сильно, сильно, еще сильнее… так сильно, что кажется, я на секунду теряю сознание. Адиль, конечно, чувствует и спазмы мышц, сдавливающие его член, и конвульсии, сотрясающие мое тело.Он продолжает меня трахать, не дав передышки даже на секунду.

Короткий освобождающий рывок, прервавшееся дыхание. Давление на шее ослабевает, а тяжелый воздух наполняется пряным запахом спермы. Несколько капель попадают на бедро, заставляя вздрогнуть. Горячие. Я открываю и закрываю глаза. На мне сперма Адиля.

Сознание возвращается слишком быстро, к чему я совсем не готова. Стеклянный колпак отдаляется все больше и больше, обнажая реальность. Холодное давление кафеля на щеке, вибрацию басов за стенкой, удвоенноедыхание и нарастающее понимание случившегося.

Последнее ударяет меня наотмашь, когда давление тела позади исчезает и слышится плеск включенной воды. Дрожащими руками я подтягиваю колготки вместе с бельем, трясущимися пальцами трогаю веки, чтобы смахнуть выступившую на них влагу. Ноги ватные и едва меня держат. Паника, оглушенность, полная дезориентация…

Проведя рукой по волосам, я заставляю себя встретиться с Адилем взглядом в зеркале. Он моет руки. Моет руки, после того как вломился сюда и трахнул меня.

—Ты не имел права…— голос осипший и вибрирует.— Так не поступают. Ты не имел никакого права, слышишь? Я с Димой. Мы живем вместе…

—Похуй мне на него.

Реальность продолжает неумолимо наступать. Звуки за стенкой все слышнее, и кажется, будто среди них я различаю Димин голос.

—А что тебе не похуй?— шепчу в отчаянии.— Ты не имел права все портить… У меня все было хорошо. Мы любим друг друга… Ты не имел права.

Адиль выключает кран, его глаза в отражении непроницаемы, как и раньше. Стеклянный колпак никуда не исчезал — он по-прежнему здесь, на нем.

—Так любите дальше. Хвастаться этим…— кивок на подол моего платья,— не буду.

Вздохи снова учащаются, угрожая разодрать грудную клетку. Что я наделала? Идиотка… Конченая идиотка…

—Пошел отсюда,— дрожащим голосом выплевываю я.— Самая настоящая скотина… Лучше бы никогда тебя не встречать.

Опускаю глаза на случай, если на них выступят слезы. Теперь трясутся не только руки — ходуном ходит все тело. Я изменила Диме.Только что изменила Диме. Я так не поступаю…У меня много недостатков, но неверность к ним не относилась. И как теперь с этим жить? Как отсюда выйти?

Слышится стук шагов, щелчок открывшейся двери, вместе с которым в кабинку затекают усилившиеся волны музыки и сгущающаяся реальность. Секунда, две, затем раздается резкий хлопок, и невидимая рука кольцом сдавливает горло. Адиль снова ушел, а я снова осталась одна.