Шрифт:
Закладка:
Я выдёргиваю несколько папок и вижу: лежит мой проект постановления. И подпись Рыжкова на нём есть, а вот подписи Смиртюкова (тогда документы выходили за двумя подписями – председателя правительства и управляющего делами Совета министров) нет. Я папку открываю, читаю, смотрю на него. Он спрашивает:
– Видел?
– Видел! – отвечаю.
– Закрой и верни обратно.
Я так и сделал, а потом спросил: “И что?”
И получил короткий ответ: “Иди работай!”
– Ас этим что мне делать? – упорствую я.
– Иди и работай! Дали тебе поручение – выполняй.
Вышел я от него и не понимаю, что делать-то? В голове не укладывается: генеральный секретарь распорядился вопрос решить, не предложения внести, а именно решить, предсовмина задание дал, принял его, а какой-то Смиртюков итоговый документ не подписал, несмотря на резолюцию, на эти подписи… И вот лежит у него постановление два года с лишним и никому до этого дела нет. Ну хорошо, ответ в ЦК, может, и дали, но вопрос-то просто убрали из обсуждения, а выполнять указание о решении вопроса по прямому указанию генсека никто и не стал. В стопах документов, лежащих на полу в боковушке М. С. Смиртюкова, лежала явно не одна сотня документов, задержанных или похороненных им. Для моего всё ещё заводского менталитета это было абсолютно противоестественным. Вот думаю, как здесь всё устроено: министр пишет письмо, Генеральный секретарь лично требует срочно решить и доложить, председатель Совмина лично подписывает Постановление Правительства СССР, а какой-то чиновник может послать их всех по известному адресу, и они это проглотили. Какое-то Зазеркалье. Кто же в этом доме хозяин?? Куда-то я не туда попал!»
Работа и личность
Система госаппарата вообще работает по собственным правилам. Там, если только ты не на очень высокой должности с правом подписывать приказы и издавать распоряжения, всё решается помимо тебя. Должность начальника управления и члена коллегии по статусу приравнивалась к замминистра, но была недостаточно высока, а значит, и его подпись была недостаточно весома, чтобы формировать какие-то решения.
Щербаков В. И.: «Просто для иллюстрации: работая ещё начальником отдела машиностроения в Госкомтруде, я часто бывал на совещаниях у курирующего машиностроение заместителя председателя Совмина А. Антонова. Получил от него поручение срочно подготовить проект распоряжения по одному из оперативных вопросов. На очередном совещании докладываю, что прошу увеличить срок исполнения, поскольку не могу получить согласование одного из отделов Госплана. Антонов в раздражении хватает трубку “первой вертушки” (спецсвязь для уровня не ниже первого замминистра). “Какой номер? Да у него нет первой”. Берёт трубку “второй вертушки” (для уровня не ниже начальника главка). “Ну? Да у него и “второй” нет”. Антонов смотрит на меня удивлённо и спрашивает: “Ты с ума сошёл? Кто же согласовывает распоряжение Правительства СССР (!!!) с человеком, у которого даже вертушки нет???” Думаю, комментарии здесь излишни.
Вообще чиновничья жизнь своеобразна. Одному подходит, другому – нет. Я за прожитые годы привык классифицировать людей на две категории: один живёт, чтобы работать, другой – работает, чтобы жить. Первых искренне уважаю и стараюсь при возможности именно с такими и работать. Как у нас в автомобилестроении говорят: “Человек нашей крови” и “У него бензин в крови”. Вторых не осуждаю, просто принимаю как данность, объективную реальность. Вот, таким, видимо, работа чиновником более подходит, чем мне.
Может быть, у меня воспитанный жизнью специфический рефлекс, а может, наследственная психо-физиологическая или генетическая особенность: ну не воспринимаю любое своё движение, если оно не имеет ясной цели. По одному гороскопу, я – Стрелец, по другому – Вол, по третьему – Бык. Говорят, этим знакам свойственны такие особенности человеческой натуры. Например, даже гулять на улице не могу. Когда всё же вытаскивают на улицу, чтобы гулять, я должен мысленно поставить цель – дойти вот до такого пункта, дома, дерева… Просто идти и наслаждаться видами и погодой мне скучно и неинтересно. Для любого движения мне нужна конкретная цель и сроки её достижения. Самое лучшее занятие – строить, монтировать, производить. Производство автомобилей для меня идеальная работа. Двадцать тысяч компонентов со всего мира собрать в одну точку в точно заданное время, а потом превратить в прекрасный продукт. Мне просто повезло в жизни встретиться с такой работой, погружаюсь в неё с головой, как говорит внук, “кайфую от неё”, не меньше чем от выпивки с близкими друзьями. Думаю, поэтому для работы в аппарате чиновником малопригоден, долго не удержусь. Я по натуре и генетике производственник.
К чиновничьей работе, кстати, отношусь с большим уважением, на собственном опыте убедился, как трудно и непросто её исполнять достойно. Просто она не моя, не по мне. Прежде всего, лично меня в ней не устраивает результат – готовишь предложения, проекты решений, нередко они просто попадают в макулатуру и от этого ничего ни в окружающем пространстве, ни в реальной жизни не изменяется. Твой труд просто “ушёл в никуда”, в конце осознаёшь, что и вся жизнь потрачена бесцельно, ты ничего за собой не оставил, как будто и не жил. Может быть, действительно “мучительно больно за бесцельно прожитые годы…”
Чиновник, если сидит недостаточно высоко, может высказывать своё мнение только если его захотят услышать, может что-то посоветовать, порекомендовать, но захотят ли учесть его точку зрения, от него не зависит. Обязательные к исполнению решения принимаются на других этажах этой лестницы. Вот, выяснил для себя, что даже подпись председателя Совета министров – и то не всегда указание к немедленному исполнению.
Пусть назовут это карьерными соображениями, но уровень, на котором я оказался, меня абсолютно не устраивал. Мне нужна работа, где можно работать творчески, ломать голову и искать решение, спорить с оппонентами, открыто отстаивать свою позицию, добиться её реализации, а потом ещё и проконтролировать исполнение. А так в качестве чиновника 80 % времени трачу на разъяснение принятых документов, оформление чужих мыслей и идей, их обсуждение. Если вдруг озвучил идею, то она сразу теряет авторство, её могут обсуждать, принимать или отклонять на совещаниях, на которых по рангу ты не присутствуешь, не знаешь даже, что они поняли из первоначально предложенного. Повлиять на обсуждение, на то, каким будет решение, нет никакой возможности. Если предложение отклоняют или изменяют до неузнаваемости, сам должен окольными путями узнавать, какими были возражения и с какой мотивировкой документ отклонили. Согласен или нет с принятым решением,
