– Замок испорчен? – спрашивает он… – не запирается… как бы масло не украли, – прибавил он.

– Да, испорчен, но чтобы обеспечить тебя насчет макассара, шкатулку мы спрячем подальше. Куда бы ее? – раздумываю я.

– Поставь в буфете, за нижнюю дверку; туда кроме меня никто не ходит, – заметила Дарья Ивановна.

Я встал и у всех на глазах перенес шкатулку в шкаф.

Летом мы пили чай и обедали в комнате стариков. Часа через два явился кто-то из любопытных. Едва обменялись приветствиями, открывается дверь и часовой докладывает:

– Ваше благородие, бросило пузырек в дверь, и дух пошел! Все мы трое переглянулись. Николай Прохорович выходит, а за ним и мы с гостем. В дверях на нашу половину торчит склянка от флакона, и от нее тянется полосою макассарское масло… К шкатулке – шкаф закрыт, шкатулка также на своем месте как поставлена.

Третий случай

За вечерним чаем пробовали свежее утром сваренное Дарьей Ивановной варенье. Переложив его в банку и подавая ее мне, она просит поставить банку в печку подальше, где холоднее.

– А чтобы оно не пошло вслед за макассаром, смотрите, я затворяю дверку и задвижку закладываю на крючок, – подмигиваю я в сторону Кости, который очень был огорчен утратою масла.

– Ну-у! Еще чего-нибудь накаркаешь, – хихикая, отозвался Николай Прохорович. Вечером, за нашими спинами раздается стук и грохот по полу. Глянули – банка с вареньем, накренясь в сторону, быстро вращается кубарем. Выскакиваю из-за стола и схватываю банку руками, затем, подавая ее Дарье Ивановне, я в успокоение ее начинаю осенять банку крестным знамением…

– Не раз говорил тебе, не балагань! – укоризненно заметил мне Николай Прохорович. Взглянули на печку, дверка открыта, но все остальное на своем месте.

Четвертый случай

На другой день пошли мы с Дарьей Ивановной в погреб за провизией. Уходя оттуда она останавливается и пересчитывает кочаны свежей капусты, присланные ей кем-то из соседей в подарок, как редкость по тому времени. В присутствии кого-то из посторонних, – пришлось к слову, – я и пошутил, что Дарья Ивановна более опасается за свою свежую капусту, чем мы за макассарское масло, ибо держите ее за двумя замками. Спустя некоторое время стук в дверь, вслед за этим доклад часового: «Ваше благородие, капустою бросило!» Все мы обращаем глаза в сторону Дарьи Ивановны; она вспыхнула и потупилась…

– Это не наша! – выручаю я ее – это нам в награду, что верно бережем свою! – Дарья Ивановна демонстративно полезла в карман за ключами и подает их Николаю Прохоровичу. Ждем, заинтересованные результатом проверки.

– Сколько было? – спрашивает он, входя к нам.

– Пять, – ответила Дарья Ивановна уверенно.

– Четыре, – серьезно отрезал Николай Прохорович и все мы растерянно глядим друг на друга.

На третий день, 25 июля, утром раздается голос часового: «Крыша загорелась снаружи!» Скоро сбежались свои и соседи и затушили. Но около пяти часов пополудни, когда ветер усилился и повернул на слободу, снова раздается тревога: «Пожар!»

Сразу загорелась на доме вся крыша, от нее примыкающий к дому сарай, отсюда бросило на противоположный, и в несколько минут все подворье было в пламени… и сгорело все дотла. Сгорело при этом и несколько соседних подворий и домов. В ночь прибыл исправник, и на другой же день начато следствие о пожаре и о «явлениях в квартире капитана Жандака».

Итак: 1. «Явления» в квартире капитана Жандака сразу признаются сверх естественными и обнаруживаются трижды: в январе 1852 г., потом почти через год – с 4 по 5 января 1853 г. и ровно через полгода – 23 июля 1853 г. и говоря вообще – при наличности в доме одних и тех же членов семьи и того же состава прислуги, кроме 1-го периода «явлений», когда я с Костей был в гимназии, и 3-го периода – когда новый денщик Кудерка (с 11 июля 1853 г.) заменил прежнего Василия Кораблева, который однако же приезжал в Липцы к полудню 22 июля и в тот же день являлся на квартиру капитана за своими вещами.

2. В «явлениях», с первого до последнего, резко обнаруживается враждебность и дух разрушения. Наносятся ушибы, даже поранения (в доме были ушиблены: кто в руку; кто в бедро, а кто в лопатку; только Константин Жандак и Афимья по счастливой случайности были забыты и не тронуты вовсе), бьется домашняя утварь и, наконец, двумя пожарами истребляются две квартиры и почти все имущество «опального» капитана Жандак а.

3. «Явления» не могут быть приурочены к месту, так как, обнаружившись в одной квартире, с истреблением ее они возобновляются в другой, куда переходит капитан Жандак. Но ни в двух временных квартирах (в промежутке между пожарами), ни в его собственном доме, который отделяется от квартиры № 2 одним лишь пустопорожним планом, они не преследуют его.

Мало того, в самой квартире № 2, в которой первоначально обнаружились «явления», и которую потом отстроили и отвели под квартиру станового пристава 2 стана Харьковского уезда, спокойствие хозяев ни разу не было нарушено.

Остается разве предположить, что «явления» были ограничены известным периодом времени, так как ни в условиях жизни капитана Жандака, ни в составе его семьи и прислуги (за исключением замены денщика Кораблева Кудеркою) никаких изменений и перемен не произошло. Я по-прежнему проводил вакантное время в доме капитана Жандака до декабря 1859 года, когда за окончанием университета расстался с ними, да и затем по переписке, длившейся до 1865 года, я знаю, что у них в доме и у соседей было все тихо и благополучно.

Случаи из жизни Назария, игумена Валаамской обители

В царствование Екатерины II у Петербурга произошло морское сражение со шведами. Весь город был в страхе, митрополит молился, заключившись в келию. В это время о. Назарий настоятельно потребовал свидания с митрополитом и уверил его в победе и безопасности. В подтверждение своих слов показал на стороне моря души убитых воинов, восходящих на светлых облаках к небу. Тогда митрополит ободрил императрицу.

При императоре Александре I сановник К. подпал царской немилости; его жена умоляла о. Назария молиться за мужа. Тот обещал попросить царских приближенных.

– Всех уже просила, – отвечала жена опального.

– Да не тех, кого надо, – ответил о. Назарий и, взяв у К. много мелких денег, отправился раздавать их бедным. Только к вечеру он раздал все и вернулся в обеспокоенную семью со словами: «Ну, слава Богу, обещали все приближенные царские молиться за вас». Вслед за