Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Разная литература » Библейские мотивы: Сюжеты Писания в классической музыке - Ляля Кандаурова

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 136
Перейти на страницу:
лгуньей. «Говори!» — приказывает ей Кадм. Свои роковые слова Села произносит без оркестрового сопровождения, поэтому исполнительницы этой роли вольны сами распоряжаться здесь временем, как угодно долго растягивая многоточия между словами, поставленные либреттистом. С усилием прокляв Всевышнего, Села произносит несколько бессвязных фраз, жалуясь, что не может дышать, и взывая к Кадму и сыну, а затем пронзительно вскрикивает (на долгой выписанной ноте ля второй октавы) и падает мёртвой.

Сцена смерти Селы «Man... ca... il... re... spir...!!!»

Её смерть можно было бы трактовать как жертвоприношение, если бы не слова, произнесённые Селой незадолго до гибели, о том, что она «молилась богу Ноя, однако он не внял ей»[80]: вместо Всевышнего, продолжает она, ей чудились только муж и ребёнок. Так, Села умирает не принятой Богом, она не сумела «возвыситься» достаточно, чтобы ступить на путь, указываемый ей пророком. Потоп начинается через два такта после её смерти: «Мертва!» — в растерянности восклицают собравшиеся, а затем под растущий гул литавр и свист флейт они в отчаянии поют о мраке, окутавшем землю, и стихиях, пошедших войной друг на друга. «Он был прав!» — причитает хор, покуда симфонический взрыв не застилает голоса, почти зримо погребая их под толщей оркестрового звука. Однако катаклизм этот недолог — опасность приручена, виновный найден и наказан. После нескольких минут эффектно свирепствующей стихии тонет и она сама — на этот раз в аплодисментах.

ГЛАВА 6 ВАВИЛОНСКИЙ ЛИС

Игорь Стравинский

1882-1971

кантата «Вавилон» для оркестра, хора и чтеца

YouTube

Яндекс.Музыка

Потомки Ноя стали праотцами возродившегося после Потопа человечества: тогда — одной разветвлённой семьи, где все приходились друг другу родственниками и, как отмечает Библия, говорили на одном языке[81]. Жили эти новые люди тоже сравнительно кучно. В Ветхом Завете сказано, что, идя с востока, они нашли в земле Шинар176 равнину и поселились там. О какой точке на современной карте идёт речь, сказать невозможно: по разным мнениям, земля Шинар находилась либо на юге Месопотамии, т.е. на территории современного Ирака, либо, наоборот, на севере, что помещает её в северо-восточную часть Сирии. Обучившись строительству и решив «сделать себе имя»177, люди задумали заложить город и возвести колоссальное строение «до самого неба». Увидев это, «сошёл Господь на землю — посмотреть на город и башню, что строили люди». Решив помешать плану строителей, он заставил их говорить на разных языках: теперь они не понимали друг друга, кооперация стала невозможной и строительство башни остановилось.

Эта книга в основном о зарубежной музыке. Однако именно Вавилонская башня как символ многоязычия, сверхпроект, результатом которого стало образование гигантского мультикультурного котла, даёт повод для рассказа о самом «зарубежном» среди великих русских авторов, прожившем в эмиграции почти всю свою (очень длинную) жизнь. О человеке, который родился в Российской империи, по собственному признанию[82], думал по-русски до старости, а в беседе с журналом Time назвал себя «калифорнийским композитором»[83]; полиглоте от музыки, который владел несколькими, вроде бы взаимоисключающими стилями-языками. Об авторе, которого не впишешь без оговорок ни в какую географию культуры, — Игоре Стравинском, создателе кантаты «Вавилон», написанной в 1944 г. в США.

Среди музыки, созданной Стравинским во второй половине жизни, чрезвычайно много сочинений на библейские сюжеты и духовные тексты; пожалуй, нельзя назвать другого русского автора его масштаба, так интенсивно работавшего с этой темой. В своей книге «Музыка в XX веке»[84] музыковед Уильям Остин использует для зрелой эстетики композитора эпитет «проповедническая»178[85]; одна из поздних его работ называется «Проповедь, притча и молитва» (1961). Вместе с тем голос самого Стравинского, тон, слышный и в автобиографии, и в многотомных «Диалогах» с его секретарём Робертом Крафтом, а главное — в музыке, на каком бы из стилистических «наречий» она ни говорила, невообразимо далёк от тех качеств, которые мы могли бы искать в хорошем проповеднике: эффектное красноречие, умение апеллировать к чувствам слушателя и пробуждать в нём эмпатию, увлекательность, образность слога. Ещё менее сам Игорь Фёдорович соответствовал стереотипному представлению о религиозном человеке. Холодноватый эрудит, ироничный, немногословный и рациональный, бесстрастный и подчас довольно жёсткий в суждениях, сочетавший западный дендизм с «русской» широтой души и умением радоваться жизни, Стравинский, казалось, не обнаруживал ни кротости, ни христианского долготерпения. Его музыку — по словам самого автора, «сухую, холодную и прозрачную, как шампанское экстра брют, которое <…> не расслабляет, как другие виды этого напитка, но обжигает»[86], — слушатель привык воспринимать как воплощение интеллектуальной культуры, блестящую шахматную партию в звуке, апофеоз рассудка.

Родившись на даче в Ораниенбауме, на южном берегу Финского залива, в интеллигентной дворянской семье, Стравинский был крещён тотчас при появлении на свет, как делали со слабыми детьми. Три недели спустя мальчика крестили ещё раз, полноценным обрядом, в Никольском морском соборе в Санкт-Петербурге. В семье Стравинских соблюдались посты и праздновались православные праздники; дети получали религиозное воспитание — позже Игорь Фёдорович вспоминал, как повторял «Отче наш» перед сном со своей няней Бертой. В то же время православие было в этом доме скорее традицией, чем верой: «Не думаю, чтобы мои родители были верующими. Во всяком случае, они не были исправными прихожанами и, судя по тому, что дома вопросы религии не обсуждались, вероятно, не испытывали глубоких религиозных чувств. Однако их позиция, по-видимому, была ближе к безразличию, нежели к оппозиции, так как самый небольшой намёк на кощунство приводил их в ужас»[87]. Во время учёбы в гимназии Стравинский, как он сам говорил, отошёл от религии полностью, возвратившись к ней несколько десятилетий спустя, в начале 1920-х. На это почти 30-летнее охлаждение в отношениях с христианством пришлись учёба у Римского-Корсакова, первые партитуры, начало сотрудничества с Дягилевым, взлёт международной карьеры, создание знаменитых балетов раннего периода179, отъезд в Европу и Первая мировая война, а также рождение его четверых детей, все из которых были крещены по православному обряду.

Сложно сказать, что изменилось для почти 45-летнего Стравинского в начале 20-х. «Я не могу сейчас оценить события, которые по прошествии тех тридцати лет заставили меня обнаружить необходимость религиозной веры. <…> Я могу сказать, однако, что за несколько лет до моего фактического "обращения"

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 136
Перейти на страницу: