– Чтоб ему провалиться.

– Согласна.

Норелет молчал каким-то хитрым гнетущим молчанием – словно артист, ожидающий своего часа на выступлении потешного балагана. Затаился, ожидал, когда Пеплица позволит ему выйти на передний план.

– Я знаю, что ты встречался с сахгальским тхеном. Чего он хотел?

Из моего горла вырвался смешок.

– Не поверишь, княгиня. Наших земель и их даров. Быть может, в иные времена он подружился бы с царём.

Пеплица склонилась над столом, жадно приоткрыв губы. Будь мы одни, я бы подумал, что она снова попытается меня соблазнить.

– Так может, дадим ему то, что он хочет?

Я не понял сперва, что она говорит серьёзно.

– Приведи степняков, Лерис. Царские войска всё равно нагрянут, а степняки помогут нам отстоять Княжества.

Я качнул головой.

– Тушить огонь маслом – плохая затея, Пеплица. То, что ты задумала, очень опасно. Ты не видела тхена Алдара и не говорила с ним, а он, уверяю, коварен и дик. Если в Царстве и считают нас дикарями, то степняки стократ необузданнее нас.

– Так воспользуемся этим. – Пеплица заговорила с таким жаром, что я понял: сейчас спорить с ней бесполезно, пускай поостынет, поверит ненадолго, что её речи имеют смысл. – Пообещаем степнякам и меха, и охотничьи угодья, и что они ещё пожелают, но лишь после того, как они помогут нам одолеть царские армии. Дикарям не тягаться с людьми в железе, многие полягут, а остатки тхеновых войск мы сами загоним обратно в степи. Соглашайся, Лерис. Поговори с тхеном ещё раз и будь учтив.

Я скрестил руки на груди.

– Позволь спросить, какое мне дело до твоих распрей с Царством? Если ты была неосторожна в своих письмах царице и они придут обращать Средимирное в новую веру, то я просто могу последовать твоему совету, но направить силы степняков только на защиту своего Холмолесского. Но могу обойтись и без помощи. Царь недаром выбрал Средимирное – Коростелец стоит на равнине, до Великолесья далеко, значит, можно не бояться нечистецей. Отчего-то я уверен, что царь побоится нечистецей больше, чем степняков.

По тому, как улыбнулась Пеплица, я понял, что она готовилась к этому вопросу.

– Ты слишком долго стоял особняком, самонаречённый князь. Пора доказать, что ты – один из нас. Я предвидела, что ты будешь упираться. Поэтому сейчас с нами Норелет. Дорогой, расскажи нашему самозванцу, почему ему стоит послушать нас.

Наконец Норелет хоть как-то оживился, а то я уж начал думать, будто он смущается нашего общества. Но нет, его лицо обрело такое мерзкое выражение, что стало ясно: просто выжидал своей очереди.

– Я слышал, к тебе много ходит самозванцев, но у меня куда больше прав на Горвень, чем у них или у тебя самого. Если я возьму княгиню Пеплицу в жёны, то она сможет заявить права на Холмолесское, и тогда тебе, Кречет, уж прости, не останется там места.

Не думая о том, как это выглядит, я крепко сжал руку Огарька, потому что чуял, мой сокол вот-вот сорвётся, едва Норелет замолчит.

– Стало быть, если я соглашусь плясать под твою, Пеплица, дудку, то вы не станете заключать союз и прекратите точить зуб на Горвень?

Норелет и Пеплица переглянулись. Мне не нравились их снисходительные полуулыбки, а Огарёк почти осязаемо скрипел зубами, нервируя меня сильнее прежнего.

– Норелет получит от меня город в наместничество. Скажем, Иврог.

Я хмыкнул.

– И что, его это устроит так же, как жена-княгиня и два княжества в придачу?

– А вот это, – Пеплица доверительно накрыла мою руку мягкой ладонью, – уже наше дело. Ты согласись, а мы дальше сами разберёмся.

– Вьёте сети за моей спиной, а я должен делать вид, будто не замечаю ничего? Хитрости твои, Пеплица, белыми нитками шиты, и если ты думаешь, будто я настолько глуп, что проглочу это, то ты тоже не так умна, какой хочешь казаться.

– Кречет, – шикнул Огарёк. Кажется, наступил его черёд меня усмирять.

– Решение за тобой, – примирительно мурлыкнула княгиня. – Буду ждать вести от тебя, соколик-князёк. Сам приходи или гонца присылай – без разницы.

Я сощурился, глядя то на Норелета, то на княгиню. Я понял что-то, что не было произнесено вслух. Стиснув руку Огарька, я сухо кивнул и поднялся из-за стола.

– Хорошо, Пеплица. Буду размышлять. Скажи, кабак к востоку от княжьего двора открыт ещё?

Пеплица задумчиво щипнула за бочок кусок пастилы, испачкав пальцы в сахарной пудре. Я смотрел на неё весомо и посылал мысленно то, о чём она сама должна была догадаться.

– Открыт, – ответила, наконец, Пеплица. – Провести тебя коротким путём через терем?

– Проводи, хозяйка.

Кивнув напоследок Норелету, я хлопнул Огарька по плечу. Мы вышли из залы и остановились, дожидаясь Пеплицу.

– Ты правда браги захотел? – недоверчиво спросил Огарёк.

– Захотел. Но не сейчас.

Мой сокол довольно хмыкнул.

– Так я и знал.

Разговор за сладким столом не смог сбить меня с толку. Это было представлением – сродни тем, что устраивает Трегор со своими скоморошьими ватагами. Пеплица вывела Норелета как дрессированного медведя. Но нужно ли медведю знать что-то о том, что творится в ватаге?

Мы дождались Пеплицу. Отослав вперёд себя стрельца, она повела нас вовсе не к выходу, а тёмными коридорами, да в другую часть терема. Этими путями вряд ли часто пользовались, очевидно, они предназначались для слуг, а не для княгини и её гостей, но даже тут стены украшала роскошная роспись, а крошечные вытянутые окошки закрывало цветное стекло.

Шли молча – вряд ли Норелет приехал один, а его люди не должны были услышать, как мы с княгиней обсуждаем что-то в переходах. На полпути княгиня махнула Огарьку, чтобы он оставил нас. Сокол хмуро зыркнул на меня, но повиновался и юркнул в боковой проход – оттуда тянуло прохладой, и я понял, что за поворотом скрывается выход во двор. Мы же с Пеплицей поднялись на верхний ярус и заперлись в светлице.

– Если твой сокол умён, он уже пьёт ту самую брагу, о которой ты мечтал, – улыбнулась Пеплица.

– Не сомневайся в нём.

Я опустился в кресло, обитое дорогой иноземной парчой. Здесь тоже сладко пахло – яблоками в меду, и у меня уже свербело в носу от этих излюбленных Пеплицей запахов.

Она приблизилась ко мне, наклонившись так, будто хотела одарить поцелуем.

– Ты должен знать, Кречет.

– Так говори.

Пеплица положила руку мне на плечо и шепнула:

– Я правда убила своего мужа-князя.

– Разве же это секрет? – хмыкнул я.

Пеплицу, наверное, мои слова обескуражили, но княгиня не теряла лица.

– Я отравила его. Да так, что никто не понял. Отравила, а сама стала княжить. Потому что я люблю Коростелец больше, чем любил он. И Средимирное со мною расцвело. Его отравила, а теперь никого не боюсь и скрываться не стану. Если ты откажешься мне помогать, то вышлю за тобой головорезов, и ни сокол твой, ни лесной князь, ни скоморох тебя не спасут. Они хороши, чтоб стращать народ: один зелёный, другой рогатый, третий в маске. Но я не боюсь ни иноземцев, ни нечистецей, ни ряженых, так и знай.