– Так вот ты какой, – хмыкнул Алдар, не переставая меня разглядывать. – Знаешь, я ведь слышал о тебе больше, чем ты обо мне. Чего только не говорят… только я всегда знал, что за молвой прячется жалость. Ты жалок, сиротский князь, теперь я вижу это воочию.

Я хрипло рассмеялся.

– По-моему, жалость любит прятаться за шкурами и шелками. Я перед тобой – такой, какой есть. А ты надел маску похуже скоморошьей. Сдаётся мне, мы не равны. Я честен, а ты – нет. Ты приглашал меня как гостя, а взял пленником. Разве так поступают князья, тхен?

Говоря так, я рисковал не снести головы. И подозревал, что остальные князья были бы только благодарны тхену за избавление от обузы в виде моего лица. Но сколько я жил и сколько вёл разговоры с самыми разными людьми, столько убеждался, что порой самые неожиданные действия дают нужный результат. Если я сколько-нибудь разбирался в людях, то тхен был как раз из тех, кого разговоры о чести ранят больнее всего. Я-то свою растерял ещё несколько зим назад, так что не боялся показаться смешным и ничтожным, а вот Алдар готов был из кожи вылезти, лишь бы показать иноземцу своё величие.

И не прогадал.

Я не ожидал того, что сделает Алдар. Он поднялся с кресла, скинул шубу, снял с головы расшитую тесьму, кольца и браслеты – отбросил их, и они звякнули, ударяясь друг о друга. Затем он разулся, остался в штанах и длинной рубахе с вышитыми орнаментами из треугольников и ромбов. Тхен взял с трёхногого стола кувшин и два кубка. Он налил вина в один кубок, отхлебнул из него, показывая, что напиток не отравлен, и протянул мне, а себе налил в другой. Я принял угощение и чуть склонил голову, выказывая сдержанное почтение.

Алдар кивнул на пол и сам демонстративно сел на шкуру, скрестив босые ноги. Я сделал то же самое и пригубил вина, предварительно его понюхав. Откуда у степняков напиток царя? Виноград в степях не растёт, так же, как и в Княжествах. Вино оказалось недурным, я такое пил только раза два или три в жизни.

– Нравится? – спросил тхен.

– Неплохо. Но наша брага всё равно лучше.

Алдар хмыкнул, разглядывая меня цепкими чёрными глазами. Теперь я чувствовал себя чуть спокойнее: если бы меня хотели пленить, то вряд ли оставили бы наедине с тхеном, а сняв украшения и обувь, он встал на одну ступень со мной, показал хоть какое-то уважение. Но терять бдительность было нельзя, и вино я потягивал такими мелкими глотками, что его не становилось меньше.

– Если ты верховный князь, то имеешь власть над всеми остальными?

Я хмыкнул, припоминая все притязания князей и княгини и то, чего мне стоило день ото дня удерживать хотя бы Горвень, не говоря уж о власти над остальными княжествами.

– Ты же называл меня сиротским князем. Теперь возвысил до верховного?

– Ты любишь отвечать вопросом на вопрос. У нас так не принято. В степи говорят: «Скользкие языки только у воров и неверных жён». Так что будь добр, Лерис Гарх, отвечай, когда я того прошу.

Меня резануло замечание тхена, но я не подал вида. Он ждал ответа, но повторять ничего не собирался – я понял по окаменевшему строгому лицу. В шатре становилось жарко из-за факелов, и я даже не жалел, что лишился сапог. Странно, но шатёр тхена представлялся мне несколько иным. Исходя из того, что я знал о степняках, их предводители должны кичиться богатством и изобилием, в то время как простые люди – находиться под гнётом нищеты. Не считая шкур, вина и некоторых предметов обихода, явно дорогих, в шатре не имелось ничего и никого лишнего. Мне-то казалось, что вокруг кресла должны стоять жёны и наложницы: прекрасные, волоокие, в шелках и золоте. Не увидев ни одной красавицы, я даже немного разочаровался. Не было и вытканных вручную пёстрых ковров и сундуков, набитых богатствами. Я хмыкнул про себя: наверное, тхен и про меня думал что-то эдакое. Хотя о правде даже он не догадался бы.

– Я зову себя верховным, потому что долгие годы князья Холмолесского повелевали остальными. Теперь всё иначе. Но я буду отстаивать это звание, стану достойным его. Так я обещал себе и своим ближним.

Тхен кивнул, удовлетворившись моим ответом.

– Я мог бы помочь тебе обрести недостающее могущество.

Я едва удержался от смешка.

– Степняк поможет князю? Чем же это?

По недовольно дрогнувшим губам Алдара я понял, что перегнул, но не собирался стелиться перед дикарём. Он налил себе ещё вина, но пить не стал.

– Ты не видел моих войск, князь. Но отчего-то я уверен, что они сильнее и многочисленнее твоих. Я собрал сотню тысяч воинов, мои табуны поднимают столько пыли, что наше приближение нельзя увидеть, пока мы не снесём заставу: только топот и гиканье бойцов.

В голосе тхена прозвучала сталь, и по моему хребту пробежал холодок.

– Ты просишь Холмолесское стать воротами для твоих армий. Но я не желаю такой участи для своего княжества, тхен Алдар. Я благодарен тебе за предложенную помощь, но, боюсь, не могу её принять.

Я почтительно склонил голову, а сам холодел от ужаса и дурных предчувствий: сколько я слышал о мощи степняков, нарастающей где-то за границами Княжеств, а всё же не мог представить, насколько близка ко мне эта угроза. Я хорошо знал таких людей, как Алдар, слишком хорошо. И сам таким был, и все, кем я дорожил: упрямые, идущие к своей цели. Если тхен задумал ворваться в Княжества, я не мог ему помешать, даже отказав пропустить через свои земли. Но мог задержать.

– Другого ответа я не ожидал, сиротский князь. Позволь предложить другое решение наших общих проблем.

– Общих? Что же тебе нужно, если не новые земли и пастбища?

Тхен пригладил усы, всё так же не сводя с меня глаз. Наверное, я казался ему чудным – он-то привык видеть таких же, как сам, черноволосых и черноглазых, с мягкими округлыми лицами, тогда как я был рыжеволос, остролиц, сероглаз. Под его взглядом я ощущал себя птицей, в которую летит сразу дюжина стрел, а тхен, конечно, знал это и пользовался вовсю, стараясь принизить меня. И это звание – «сиротский князь» – тоже было призвано посеять во мне сомнения.

Только он не знал меня и не знал, что все свои сомнения и всю свою боль я уже давно исчерпал, сделался пустым и чёрствым, чтобы со временем вновь заполниться и отвердеть, стать тем, кем стал.

– Я люблю удобство и роскошь. – Тхен погладил медвежью шкуру, на которой сидел, пропустил между пальцами густую жёсткую шерсть. Невольно я вспомнил Шаньгу, ездового медведя Огарька, а вместе с ним и Рудо, по которому остро скучал в неведении. Мысли о псе я постарался отогнать: они помешали бы мне быть собранным и осторожным в разговоре с тхеном. – В Седых степях только ковыль, пыль и вереск, – продолжил Алдар. – Не очень-то роскошно. Совсем другое – земли Княжеств. Густые леса, полные дичи, полноводные реки и озёра. Ваши края богаты всем, что я люблю и чем хотел бы обладать. Но свобода мне дороже. Я не хочу владеть Княжествами, Лерис Гарх. Хочу только иметь то, что имеете вы. Меха, соль, ягоды, дичь, напитки, жемчуга, речных гадов и беловолосых женщин. И я возьму это всё, с твоей помощью или нет. Но я благородный человек, поэтому хочу, чтобы ты тоже получил свою выгоду. Я уговорю остальных князей тебя признать. Слышал ведь, ты мало что самонаречённый, так ещё и без наследника. Можешь взять в жёны мою сестру, и тогда моё покровительство навеки останется с Холмолесским княжеством, а ты станешь снабжать меня тем, что не могут подарить мне степи.