не воспрепятствует очищению грешников, что придут исповедоваться им[107].

Туда в дом Симона и вошли Иудеи, дабы схватить Господа нашего. Иуда, поцеловав Его, сказал им:

– Крепко держите Его, ибо Он на диво силен.

И увели Иисуса, и рассеялись ученики Его. На столе же была чаша, с коей Христос творил Свое таинство[108]. Один Иудей заметил ее, взял и унес ко двору Пилата, куда уведен был Иисус; и когда наместник, будучи уверен, что нет в Нем вины, испросил воды, желая устраниться от приговора, то взявший чашу Иудей подал ее Пилату, и тот, умыв в ней руки, велел убрать ее в надежное место[109].

И когда Иисус был распят, пришел к Пилату Иосиф Аримафейский и сказал ему:

– Господин[110], не первый год я привожу вам по пяти всадников, не получая за это награды; ныне я пришел просить за моих солдат тело распятого Иисуса.

– С радостью соглашусь, – ответил Пилат.

Тотчас Иосиф бросился к кресту; но стражи преградили ему путь.

– Ибо, – сказали они, – Иисус похвалялся, что воскреснет на третий день; если говорил Он правду, то, сколько раз Он воскреснет, столько раз мы снова умертвим Его.

Иосиф возвратился к Пилату, и тот, дабы сломить упорство стражей, послал на помощь ему Никодима.

– Вы так любили сего Человека, – промолвил Пилат. – Вот вам чаша, в которой Он в последний раз омыл руки Свои; храните же ее в память о праведнике, коего я не мог спасти.

На деле же Пилат не хотел упреков, будто он присвоил то, чем владел приговоренный им[111].

Вдвоем с превеликим трудом преодолели они противящихся стражей. Никодим пошел к кузнецу, и после, взяв у того клещи и молот, они поднялись на крест и сняли с него Иисуса. Иосиф взял Его на руки, положил бережно на землю, расправил как подобает члены Его и омыл их со всем тщанием. Отирая их, увидел он божественную кровь, текшую из ран; и, памятуя о том камне, что раскололся от крови, исторгнутой копьем Лонгина[112], кинулся за чашей и собрал в нее капли, что лились с боков, с головы, рук и стоп; ибо полагал, что в ней их будут хранить с благоговением большим, нежели во всяком ином сосуде. Совершив это, он спеленал тело новым тонким полотном, положил его в каменную гробницу, что выдолблена была для него самого, и закрыл ее другим камнем, который мы называем надгробным.

Иисус же на другой день после Своей смерти спустился в ад, дабы освободить добрых людей[113]; вслед затем Он воскрес, явился Марии Магдалине, Своим ученикам, еще и прочим иным. Многим мертвым, коих воззвал Он к жизни, дозволено было посетить ближних, до того как обретут место на Небесах. И вот среди Иудеев сделалось смятение, солдаты же, коим велено было охранять гробницу, устрашились быть призваны к ответу. Дабы избежать наказания, решили они схватить Никодима с Иосифом и умертвить их; а после, ежели спрошены будут, что они сделали с Иисусом, сговорились отвечать, что сии два Иудея приставлены были охранять Иисуса, только им и ведомо было, что произошло[114].

Но Никодиму, загодя предупрежденному, удалось их избегнуть. Не то было с Иосифом, коего они застали на ложе и, едва дав облачиться в одежды, увели и побоями вынудили сойти глубоко в тайную темницу. И когда вход ее заложили камнями, ни к чему было более упоминать о нем.

Но истинный друг познается в нужде. Сам Иисус сошел в темницу и предстал пред Иосифом, держа в руке чашу, где собрана была Его божественная кровь.

– Иосиф, – сказал Он, – исполнись верою. Я Сын Божий, Спаситель твой и всех людей.

– Как! – вскричал Иосиф. – Вы ли тот великий пророк, рожденный Девой Марией, коего предал Иуда за тридцать динариев, коего распяли на кресте Иудеи, и коего тело якобы украл я?

– Да, и тебе, чтобы обрести спасение, довольно лишь уверовать в Меня.

– Ах, Господь, – ответил Иосиф, – сжальтесь надо мною; вот я заточен в сей темнице, и в ней я умру голодной смертью. Вам ли не ведомо, как я любил Вас; я не смел сказать Вам это, убоявшись неверия Вашего, ибо я водился с дурными людьми, коих стыдился.

– Иосиф, – сказал Господь, – я бывал среди друзей Моих и среди врагов. Ты был из сих последних, но Я знал, что при нужде ты придешь Мне на помощь; и еще, если бы ты не служил Пилату, то не получил бы в дар тела Моего.

– Ах, Господь, не говорите, что я достоин был получить столь великий дар.

– Я говорю это тебе, Иосиф, ибо Я таков с праведными, каковы праведные со Мною. К тебе пришел Я, а не к ученикам Моим, ибо никто из них не питал ко Мне любви, подобной твоей, и не знал о той великой любви, что питал Я к тебе. Не из тщеславия ты снял Меня с креста, но любя Меня втайне; и Я столь же радел о тебе, и оставляю тебе драгоценное о том свидетельство, вручая тебе эту чашу. Ты сохранишь ее до поры, когда Я научу тебя, как должно распорядиться ею.

И тогда Иисус Христос вручил ему священную чашу, добавив:

– Помни, что хранить ее должны будут трое, один за другим. Ты первый примешь ее во владение, и, коль скоро ты заслужил добрых приверженцев, ни одно святое таинство не совершится без того, чтобы не помянуть, что ты сделал для Меня.

– Господь, – ответил Иосиф, – благоволите прояснить мне сию речь.

– Ты не забыл четверг, в который Я совершал Тайную Вечерю у Симона с учениками Моими. Благословляя хлеб и вино, Я сказал им, что с хлебом вкушают они плоть Мою и с вином впитывают кровь Мою. Так вот, память о столе Симона утвердится во многих дальних землях: алтарь, где будут приносимы святые дары, станет гробницей, в коей ты упокоил Меня; корпорал[115] – плащаницей, коей ты обернул Меня; потир уподобится чаше, в коей ты собрал кровь Мою; наконец, патеной, водруженной на потир, означен будет камень, коим ты запечатал гробницу Мою.

И отныне все те, кому дано будет узреть чистым сердцем ту чашу, что Я тебе вверяю, будут Моими: они обретут довольство в сердце и радость нескончаемую. Те же, кто сумеет постичь и запечатлеть в памяти слова, что Я скажу тебе[116], обретут более власти над людьми и более угодны