– У меня ловчее получится, – заявил бугая, чересчур проворно для такого громилы опускаясь на колено, и, отобрав у Недил солому, принялась неторопливо, тщательно вытирать сапог.

А Леора только таращилась на ходуном ходящие могучие лопатки.

– Ну вот и всё, – здоровяк отряхнул ладонь о ладонь, опёрся локтём о колено, поднял голову, с откровенной насмешкой глядя на кадета.

Что-то знакомое в нём определённо было, но Недил могла бы поклясться: никогда его не видела. Широкоскулый, как и большинство местных крестьян, рот великоват, а вот нос внезапно породистый, длинный, хрящеватый. Светлые, неровно обрезанные волосы падают на зеленоватые, странно приподнятые к вискам глаза.

– Флайп! – ахнула Леора, наконец, узнавая.

– Рад тебя видеть, кузина, – широко улыбнулся парень.

– Тише ты, – даже для себя неожиданно, хихикнула Недил, – услышит тётка, опять за розги схватится.

– Не, это она давно бросила, – ухмыльнулся Флайп. – Меня теперь если только дрекольём проймёшь.

– Это точно. Ну, вымахал!

Честно говоря, «братец» всегда был высоким, только вот Леора помнила его тощим – всё рёбра наперечёт. Впрочем, наглости ему и тогда было не занимать, за что тётушка Флайпа особенно не любила. Конечно, если не считать того пикантного факта, что он умудрился родиться бастардом, плодом страстной любви тёткиного супруга и пятнадцатилетней дочки мельника. Причём, на свет он появился за два дня до рождения законного наследника. Да ещё и почему-то пользовался у дяди особой любовью – его единственного из всех прижитых на стороне отпрысков взяли в господский дом.

С Леорой они познакомились после падения Краснодолья и перед её поступлением в корпус. Дружба у них вышла короткой, но крепкой, а местами даже горячей.

Недил поняла, что стремительно, а, главное, активно краснеет.

– Нравлюсь? – с широкой улыбкой деревенского сердцееда спросил «кузен».

– Не очень. На тебя смотреть – шея заболит, – нервно хмыкнула Леора.

– Ну тогда я так останусь, – кивнул Флайп, на самом деле подниматься не спеша.

Кадет обернулась, глянула на закрытые двери конюшни. Ситуация из забавной угрожала стать двусмысленной. Не дай Отец, ещё войдёт кто-нибудь.

– Поднимись, – почему-то прошептала Недил.

– Просишь?

– Приказываю, – попыталась свести к шутке Леора.

– Слушаюсь, госпожа.

Парень не торопясь выпрямился. Стало ещё хуже – слишком уж он был большой.

– А я ведь тебя на самом деле ждал. Знал, что вернёшься. Может раньше, может погодя, но приедешь. Ты ж слово держишь.

– Какое ещё слово?

– Не помнишь? Вот не поверю.

Недил помотала головой, мол, ничего не помню. На самом делеэтоей очень хотелось из головы выкинуть и никогда не вспоминать.

В тот день утром она забрала у трактирщика письмо с официальным допуском к экзаменам. И никому о нём так и не сказала, попросту струсила. Дело было не в том, что матери с тёткой испугалась, хотя и это, конечно. Вдруг стало до ужаса страшно ехать в корпус. О нём много болтали, врали, понятное дело, напропалую. Но, наверное, в слухах и доля правды имелась. Всё-таки там обучали щенков прихвостней самозванца, а какие нравы у сукоников, знали даже дети. И только Отец ведает, через что ей придётся пройти.

Страшно, очень страшно.

Вот от страха-то вечером и сбежала вместе с Флайпом на деревенский праздник. А там, одурев от яблочного вина, танцев и собственного ужаса, сама не поняла, как очутилась с кузеном на чьём-то сеновале.

Сначала она, всё ему выложив, нарыдалась до икоты. Потом они целовались. В принципе, в этом не было ничего нового, целоваться-то они пробовали и в лесу, и в старой голубятне и даже под храмовой стеной после службы. А потом…

Потом их отыскал старик, бывший дядюшкин денщик, крепко давший Флайпу по шее и не постеснявшийся угостить Леору широким сыромятным ремнём. До главного они добраться так и не успели, но стыд до сих пор накатывал: и за то, что с Флайпом, и за то, что на сеновале, а, главное, за то, что их застукали. И за то, что стыдно, хотя ничего не случилось, тоже было стыдно.

– Ну помнишь же, я ж вижу, – низким, каким-то рокочущим голосом, выговорил кузен, нежно беря её за руку. – Ты ведь тогда обещалась только моей быть и я… А это что ещё за дела? Помолвлена, что ль, или вовсе замуж выскочила?

Недил уставилась на собственную ладонь, вернее, на перстень, горящий красным поверх перчатки.

– Это просто подарок, – начала оправдываться непонятно зачем. – На память подарили.

– Знаю я такие памятки, – рявкнул Флайп, сгребая Леору в охапку. – Ничего у вас не выйдет, так и знай.

Поцелуем это было назвать сложно. Парень просто давил до боли, сплющив губы Недил о её же зубы – и никакой романтики со сладостью. Кажется, раньше всё было иначе. Или так же, просто забылось за давностью лет?

– Ты только моя, – тяжело выдохнул Флайп в лицо кадету.

И, глухо охнув, согнулся в три погибели, сунув обе руки между ног.

– Ошибаешься, кузен. – Леора деловито поправила сапог с высоким вырезом на голенище, так удачно прикрывающем колено. И, заодно, добавляющем ему жёсткости. – А за ошибки надо платить. Кстати, ты в курсе, что полагается за нападение на офицера?

Парень ничего не ответил, шипел сквозь зубы, смаргивая самые настоящие слёзы. Кажется, Недил приложила его знатно, даже, может, перестаралась. Между прочим, ногу пришлось задирать слишком высоко, потому и бок снова разнылся.

Леора хотела было добавить ещё что-нибудь нравоучительное, но передумала. Зачем? Она окончательно поняла: делать ей здесь больше нечего. И не нужно никакие записки писать, сама до деревни дойдёт, не развалится.

– Я всё равно тебя найду! – прохрипел ей вслед Флайп. – Ты обещала! Я ж люблю только тебя!

Леора даже оборачиваться не стала.