Шрифт:
Закладка:
На лице крайна сквозь боль и лихорадку проступило невыразимое облегчение, но вопрос остался без ответа.
– Что… со… мной?
Варка встал так, чтобы крайн мог его видеть, и четко, чувствуя себя как на уроке, перечислил что. Правда, о крыльях он предпочел не упоминать. За глаза хватало и человеческих ран.
– Кто… лечит?
– Я, – тяжело вздохнув, признался Варка.
– Как?
Варка набрал побольше воздуха и разъяснил как. Разъяснил и сжался, ожидая привычного разноса. Доброго слова от Крысы ему не удалось добиться ни разу.
– Годится, – неожиданно произнес Крыса, – но… молочко… не семнадцать… семнадцать – мало.
– Семнадцать капель – обычная доза, – уперся Варка. – Больше нельзя. Помрете.
– Дубина… Дозу… считают… от веса… больного… семнадцать – это для дамочки с мигренью…
– А вы чего, в травах понимаете? – изумился Варка.
Губы крайна скривились в обычной презрительной усмешке.
– Тридцать… Сейчас.
– Очень больно, да? – Голубые глаза Ланки расширились от сочувствия.
Этот вопрос тоже остался без ответа.
Варка бросился к столу, торопливо отсчитал капли.
– Потерпите, – жалобно попросила Жданка, – Варка щас все сделает.
– Ты кто?
– Жданка.
– Ты крайна?
– Чего?! Жданка я. Жданка с Болота. Меня весь город знает.
– А где крайна? Ушла?
– Не было тут никого, – перепугалась Ланка. Незримое присутствие между ними какой-то крайны повергло всех, кроме Варки, в некоторое смятение.
Варка думал о другом. Упоминание о городе привело к тому, что он застыл с кружкой в руках.
– Я сейчас дам вам лекарство, – сказал он, – тридцать капель, как вы просили. Только, пожалуйста, скажите, почему нам нельзя домой?
Крайн глянул на него из-под распухших век и медленно отвел взгляд.
– Пожалуйста, – взмолился Варка, – я не хочу вас мучить. Но это… Мы должны знать…. Почему нам нельзя домой? Именно нам?
– Хорошо… рано или поздно… – прошептал крайн, – поднимите меня…
Варка скользнул к изголовью, подсунул руку под горячую костлявую спину. На плечо легла тяжелая голова крайна.
– Ты… – прозрачные глаза уставились на Фамку, – жила в Норах…
Фамка кивнула.
– Жгли и грабили порт… огонь перекинулся в Норы… теперь там только угли… Мало кто спасся…
– А моя мать? Марта Фам?
– Не… знаю… мертвой не видел… живой тоже…
Фамка снова кивнула и закрыла глаза.
– Госпожа Град с младшим сыном, – взгляд крайна скользнул к Ланке, – бежала из города… через Заречье… Возможно, жива…
– А отец? – с трудом выговорила Ланка.
– Полковник Град… убит на стене… в начале штурма…
Ланка поднесла руку к горлу и тихо осела на пол.
– Где Илия Илм? Я… не вижу… Погиб?
– Тут он, тут, – сообщила Жданка, – только он не в себе. Вы сказали – остаться, а он домой пошел и с тех пор ничего не соображает.
– Городской старшина Илм… повешен… на воротах… своего дома… Семья и слуги… убиты мантикорами… трупы оставлены на месте… для устрашения горожан…
– Ой, – пискнула Жданка, – за что?
– Ни… за… что, – терпеливо повторил крайн, – акция устрашения…
Слово «акция» Жданка не поняла, но про устрашение уразумела и в ужасе уставилась на сидевшего в углу Илку.
– Ты все еще… хочешь знать? – Горячее дыхание крайна жгло Варкино ухо.
– Да, – прошептал Варка.
– Во время штурма… твой отец… был на стенах.
– Так я и думал. И мать тоже?
– Да… потом… защитники… укрылись в башне… что зовется… забыл… а… Толстая Берта… они… чтобы спастись от мантикор… они взорвали порох…
– Я же… я видел это… Кто-нибудь выжил?
– Нет… Теперь… дай…
Трясущейся рукой Варка поднес кружку к губам крайна. На минуту в глазах потемнело, но он справился. Осторожно поставил кружку на стол. Вытряхнул в котелок остатки водки, долил воды, почти насильно заставил выпить Ланку, остальное честно разделил с Фамкой. Заснул как убитый и видел во сне сверкающие поющие горы.
Варка проснулся поздно. Видеть никого не хотелось. Говорить – тем более. К счастью, все еще спали. Но Фамки не было.
Скверно. Скрытная Фамка вчера ни слезинки не проронила, а ночью могла над собой что-нибудь сделать. Варка забеспокоился, но как-то вяло, словно его накрыли пуховой периной. События внешнего мира доносились сквозь мягкий пух глухо, теряли по дороге всякий смысл и значение. Все же Варка напрягся, выполз за дверь и нос к носу столкнулся с Фамкой. Одета она была в доходящую почти до пят безрукавку, а в руках держала котелок, полный сморщенных оранжевых ягод.
– Не знаешь, чего это? – обычным тихим голосом спросила она, упорно глядя в землю.
– Шиповник.
– Есть можно?
– Да. Но противно. Обычно это при простуде дают.
– Варить надо?
– Заваривать. Но можно и сварить.
– Угу, – сказала Фамка, – дай мне войти.
Варка поглядел на небо, на горы, на унылый склон.
Что-то надо было сделать. Что-то важное.
– А я вчера дым видел. Во-он там.
Фамка молча смотрела на него.
– Так что я, наверно, пойду…
Фамка кивнула и, выпутавшись из безрукавки, накинула ее на Варкины плечи.
– Микстуру я с вечера смешал. Там осталось, в котелке… Дашь Крысе, если очнется. И из белой скляницы тридцать капель в воду… И вот еще что. Ложку меда смешай с отваром шиповника. Пусть выпьет. Он уже пятый день без пищи. Это его подкрепит. И жар снимет хоть ненадолго.
– Не зови его Крысой, – сказала Фамка.
– Что? А… больше не буду.
* * *
Денек выдался серенький, но теплый. Небо затянуло, солнце проглядывало сквозь мутную пелену бледным пятном. Пройдя вниз по склону примерно с версту в нужном направлении, Варка увидел дом. Крохотная светлая крыша четко выделялась на фоне леса. Со скал ее не было видно только потому, что Варка смотрел сверху, и крыша цвета бурой травы совсем сливалась со склоном. Он мог неделями ползать по скалам и ничего не заметить.
До дома, на взгляд Варки, было версты три-четыре. Он поплотнее завернулся в безрукавку и пошел, внимательно глядя под ноги, изо всех сил стараясь ни о чем не думать. К счастью, идти было трудно из-за кочек и невидимых в траве камней. Длинные сухие стебли скользили под башмаками и путались в ногах. Игрушечный домик постепенно увеличивался, пока не превратился в обширное приземистое строение, крытое пучками жухлой осоки. Необрезанные стебли свисали с крыши почти до земли. Потянуло дымом и перепрелым навозом. Где-то истошно завопил петух.
