куда скромнее, нежели в день похорон, – однако стол был накрыт с такой же тщательностью и вниманием к деталям. Сев напротив Данте, Миа посмотрела на него и подумала, что даже с синяком на щеке он выглядит потрясающе. Раньше она видела его исключительно в костюмах – сейчас же он сидел перед ней в черных джинсах и тонком черном джемпере, и это было непривычно, но Миа нравилось это новое ощущение.

– Что сказала Ариана? – поинтересовалась она, беря вилку и начиная есть.

– Ничего, что тебе стоило бы слышать.

– Ты извинился?

– Я никогда не извиняюсь за свою сексуальную жизнь, – покачал головой Данте.

– Ей не следовало тебя бить.

– Нет, но я ее не виню. Она приехала, в том числе и чтобы передать пару слов от матери – возможно, именно мать и отправила ее сюда. – Данте взмахнул рукой. – Сейчас мне не до них.

– Что, появились новые статьи? – спросила Миа, не в силах заставить себя посмотреть самой.

– Да, – ответил Данте. – Но все они об одном и том же. На завтра на девять утра назначено экстренное совещание совета директоров – по‑видимому, все будут ждать от меня объяснений.

– Что ты скажешь?

– Не знаю, – признался Данте, чувствуя, что впервые в жизни чувствует робость при одной мысли о совещании. – То, что фотографии вообще появились, – это ошибка. Мне следовало бы быть более осторожным. Снова и снова я это повторяю. А вообще, – добавил он, – вскоре откроются совсем другие факты, Миа, и они будут куда более серьезны, чем эти фотографии.

– Не могу и помыслить об этом, – произнесла Миа. – Было достаточно плохо, когда мне перемывали косточки в связи с замужеством – но тогда все хотя бы обвиняли меня в сребролюбии. Сейчас же будет обсуждаться нечто очень личное.

Данте едва подавил улыбку, поняв, что под «очень личным» Миа имела в виду секс.

– Думаю, лучше всего тебе остаться здесь, по крайней мере на несколько недель, – так, когда молва разойдется, ты хотя бы будешь в безопасности.

– Я не останусь, Данте, не стану скрываться ото всех. Моя семья в Англии, и мне нужно работать.

– Прошу тебя.

– Ах, ну да, конечно, – язвительно отметила Миа. – Я загнала тебя в ловушку, и теперь мне совсем не нужно работать, ура. Вот только знаешь что – мне не нужны твои миллионы, лучше верни мне покой. И я не хочу, чтобы жизнь моего ребенка началась какой‑нибудь пикантной статьей в газете. Завтра я позвоню на работу и… – Она умолкла при виде Сильвии, вошедшей, чтобы подать следующее блюдо – цыпленка, от которого Миа отказалась. Вяло ковыряя вилкой салат, она решила сказать Данте все как есть. – Данте, я ошиблась с таблеткой – прости, что так вышло, мне жаль, но я действительно не знала. И мне жаль, что я не предохранялась и не носила с собой презервативы…

– Это мне следовало предпринять меры, – остановил ее Данте. – Это мне нужно извиниться.

– Я повела себя легкомысленно, но таблетку я принимала, правда, поверь мне.

– Я знаю, – ответил он, глядя на Миа, и улыбнулся. – Должно быть, этот малыш очень хочет родиться.

– Да, – согласилась Миа, потому что эта мысль приходила в голову и ей, хотя не сразу она осознала эту истину. – Но, Данте, я не могу просто спрятаться тут, ожидая, когда разойдется молва. Мне нужно выходить на работу завтра, я не могу не прийти.

– Это та самая работа на Кастелло?

Миа кивнула, а Данте покачал головой.

– Кастелло хитрый и изворотливый тип, я уже говорил тебе. Либо он подбивал к тебе клинья, либо дал работу из любопытства, чтобы разузнать побольше обо мне.

– Почему ты не думаешь, что я могу получить место, потому что подхожу ему по качествам?

– Ну, вряд ли его впечатлил твой итальянский, что же до рекомендации, то я постарался – и описал тебя в темных красках.

Миа едва не раскрыла рот от изумления.

– Ты не мог этого сделать.

Данте лишь пожал плечами:

– И все же сделал.

– Что ты сказал? – поинтересовалась Миа.

– Что ты не умеешь распоряжаться временем… – Данте пристально посмотрел на Миа. – А еще добавил, что ты несколько неряшлива…

– Ты что, серьезно?

– Ну, ты же оставила свое нижнее белье на полу моей комнаты.

Миа вспыхнула – Данте с удовольствием наблюдал за ней.

– Что еще ты сказал? – спросила она.

– Что никак не могу порекомендовать тебя старому другу семьи. – Данте помолчал, а затем добавил, и голос его был тверд: – Ты не будешь на него работать, Миа.

– Это мне решать.

Сейчас Миа была совсем другой – Данте еще не видел ее такой. Но по‑прежнему она оставалась для него желанной – хоть и не уходило из его подсознания это гадкое чувство, будто его пытаются обвести вокруг пальца. Внезапно он решился на вопрос:

– Миа, как вышло, что ты вышла замуж за моего отца?

Миа замерла, чувствуя, как апельсин во рту внезапно стал безвкусным, молча она жевала, обдумывая, как лучше ответить – точнее, не ответить на вопрос.

– Данте, думаю, нам хватает всего, что происходит в прессе, плюс моя беременность, – неужели необходимо сейчас обсуждать еще и это?

– Пока я не узнаю, что у вас был за брак, мы не разрешим ни одну из этих проблем. Я бы еще понял, вспыхни между вами интрижка, – пусть мне бы это и не понравилось. Но вы не спали вместе. Может, женившись на тебе, он пытался насолить моей матери?

Миа внезапно вспомнилась детская игра в «горячо‑холодно», а про себя она думала о том, как близок к догадке Данте.

– Как все началось? – настойчиво спросил он.

– Мы встретились на работе.

– Я имел в виду, – отрывисто произнес Данте, – как получилось, что ты вышла за него, это явно был какой‑то фиктивный брак. Скажи мне, Миа, как ты, стажер‑ассистент со средним уровнем итальянского, могла получить должность личного секретаря отца, потом стать его любовницей и, наконец, женой?

Данте не хотел тревожить память отца, но вопросы копились, их становилось все больше, и ему просто необходимо было услышать правду, однако Миа отказывалась ее открывать. Откинувшись на спинку кресла, он посмотрел на нее и встал.

– Как, черт побери, мы решим проблему с журналистами, если ты не доверяешь мне настолько, чтобы все рассказать?

– Дело не в доверии.

– А в чем?

Миа прижала пальцы к вискам, не зная, как выпутаться из ловушки, в которую ее загнали. Она пыталась понять, говорить Данте всю правду или нет. А если да, то какие слова подобрать?

– Миа! – произнес Данте с нажимом, но,