он умер, оказалось, он за какие-то смешные деньги квартиру отписал своей сестре четвероюродной из какой-то Тьмутаракани. Потом…потом я узнал, что риэлторская компания, которая занималась данными махинациями… принадлежала Ольшанскому — мужу родной сестры Свободина. А покрывал и крышевал все это сам Свободин. Деньги дед, ясное дело, пропил давно. Так что после скромных похорон я остался на улице с конфетами в кармане и раной в душе. Вот и кончилось детство, Дмитрий Михайлович. Теперь ты реально на хер никому не сдался. Отчество дедовское, так как имя моего папаши было неизвестно.

От вокзала тошнило. Попытался работать. Какое-то время я пел по барам, брынчал на гитаре. Брынчал я к тому времени на многих инструментах, но был самоучкой, пока у меня не появился учитель. Бывшая звезда, преподаватель в институте искусств, а к тому времени — никому не нужный старичок, живущий на скудную пенсию вместе с худющим щенком породы двортерьер. За горячий ужин он меня учил и пускал спать у себя на кушетке в прихожей, а я приносил какие-то копейки на бутылку и слушал его рассказы о прошлой жизни. Наслаждался гениальной игрой на стареньком пианино. А в стену долбились соседи и орали, чтоб Родионович прекратил свою «мутотень». Видимо, их рэпопопса была не мутотенью, и врубали они ее на весь дом. Искренне считая себя великими меломанами.

Родионовича я уважал и очень любил. Он мне чем-то деда моего напоминал. Потом он умер. Уснул и не проснулся. А я снова на улицу вместе с Чупакаброй. Коротко Чупа. Пытался что-то заработать стихами и музыкой, потом вместе с Пашкой занялся ремонтами квартир. Чупу Нина Сергеевна временно забрала к себе. Откормила, и он стал очень даже милым рыжим комком шерсти.

А я…я попал к Маман. Пашка привел и познакомил. Это оказалось проще, чем махать молотком, таскать тяжести на вокзале и воровать, веселее и приятнее. Это было чистенько. Как у нас говорили. Проверенные и богатые клиентки и ты весь такой секс-игрушка самая модная и крутая. И чем больше тебя прокачали, тем дороже ты стоишь. А я не просто прокачан, я еще, сука, и образован, и петь, и танцевать могу, и кривляться, чтоб развеселить своих «девочек». Коллеги меня особо не жаловали, ибо нагл, дерзок и редкий мудак.

Пока ехал на встречу с маман, остановился возле особняка Свободина.

Трехэтажного огромного здания, и я тихо присвистнул. Вот это дворец, я понимаю. Теперь ясно, почему Оса говорил, что чувак крутой.

Посмотрел на окна и поддал газу. Встреча с Маман меня ожидала. Та самая, после которой вся моя жизнь круто изменится…Очень круто.

* * *

— Почему избегаешь меня.

— Потому что я не могу.

— Что не можешь?

— Ты знаешь. Я не могу с тобой спать.

— Трахаться, ты хочешь сказать?

— Да. Пусть будет так, как ты называешь…хотя я думала, между нами было бы что-то другое.

— Да? Что именно могло быть между нами, психолог? О чем ты думала?

— Думала… что ты не такой, как другие.

И чем же я, б*ядь, не такой? У меня что, на нее не должен стоять? Или я не должен хотеть ее до безумия и с ума сходить?

— Не хочу, чтоб ты меня использовал.

— Я тебя не использую.

— А что ты со мной делаешь… а, Дима?

— Люблю тебя, психолог. Разве ты этого не поняла?

Написал и понял, что, правда, люблю. Что никогда и никому ничего подобного не говорил. Вообще слово не произносил. А с ней хочется. Потому что люблю. Потому что кажется, что рядом с ней дышится иначе.

— Хочу увидеть тебя.

— Нельзя.

— Черта с два нельзя. Ты тоже хочешь. Я знаю.

— Нельзя, потому что… ты соблазняешь меня.

— А если не буду…?

— Обещаешь?

— Не трону, обещаю.

— Совсем?

— Нет! Обещаю. Что не возьму, пока не попросишь!

— И если попрошу, тоже не возьмешь! Поклянись!

Черт бы меня разодрал. Черт бы всех разодрал. Какой же я идиот.

Вспомнил свой разговор с Маман. И передернуло всего.

— Что значит передумал?

— То и значит. Все. Не будет никакой сделки. Аванс верну.

— Что за бред? С каких пор ты отказываешься от заказа?

— С сегодняшнего дня!

Она нервно курит и смотрит мне в глаза. Злая, но в тот же момент держит себя в руках, как и всегда. Понять не может — блефую ли я.

— Ты хочешь больше денег?

— Нет. Я просто выхожу из игры.

— Просто выйти из игры не получится. Оса мне обещал…

— Да насрать. Я передумал. У нас с тобой уговор есть, что, если я не хочу — не делаю. Помнишь?

— Б*ядь! Иуда! Не трепи мне нервы! Она клюнула на тебя, я знаю! Теперь никого другого не поставить — не прокатит! Ты бы изначально заднюю давал. А сейчас поздно уже!

— Никогда не поздно…

— Я не понимаю, что, так трудно трахнуть невые*анную шлюшку мэра? Отодрать ее пару раз? Что в этом, сука, сложного для тебя? Ты и не таких имел!

— Она не шлюшка!

Она вдруг пристально на меня посмотрела, потом откинулась на спинку стула, затянулась тонкой сигаретой и расхохоталась. Задрала вверх голову и заливисто смеялась.

— Б*яяядь, Иуда, как я сразу не поняла. Да ты запал на нее. Да…ты запал на хромоногую дочку мэра. И не говори ничего… я вижу по выражению твоих глаз. Твою ж мать! Кто бы мог подумать!

Значит так, Иуда…ты мне тут не ломайся. Иначе я к твоей хоромоножке другого приставлю, и, если она ему не даст, он ее вые*ет насильно. Разок, другой и согласится на третий. Она явно склонна к Стокгольмскому синдрому. Ненужная, невзрачная, хромоногая. У меня ж задание, чтоб ее вые*али, а не холили и лелеяли.

— ЗАТКНИСЬ!

— Я ее отдам Жоре. Нашему живодеру. Он любит маленьких девочек. С маленькими письками и дырками. Не хочешь ты — ее трахнет Жора и выполнит заказ. А ты свободен. Можешь валить. Манатки свои забирай из квартиры и чеши, на хер, из моего клуба!

Мне было насрать, что она меня уволит. Только было не насрать, если она отдаст девочку-Осень накачанному, психованному Жоре. Он подкатывает красиво, а потом трахает так, что могут и зашивать. Есть такие любительницы экстрима.

— Все…стоп! Я понял! Все в силе! Выполняю заказ! Как и договаривались!

— Вот так вот. Недели больше не будет. Дня три тебе, ну максимум четыре, и трахнешь ее. Понял?

Согласно киваю и проклинаю суку. Ничего, позже я с тобой расквитаюсь, мразь.

— Волком не смотри. Это твой лучший заказ. Когда бабло