Шрифт:
Закладка:
Последний абзац гласил, что подозрения окончательно развеялись, когда полиция обнаружила, что задержанный включен в реестр сексуальных преступников за правонарушение, совершенное 26 годами ранее, – растление несовершеннолетней.
Я убрала газету, чувствуя удивление и радость от того, что дело Киры скоро разрешится. Еще раз позвонила профессору Шмоеру, и он снял трубку со второго гудка.
– Полагаю, ты все узнала, – вместо приветствия.
– Это хорошая новость. В «Пресс» очень толковые журналисты, этого у них не отнимешь.
– Да уж. Они молодцы. Я же… сам по себе. Весь мой отдел анализирует отчетность компаний из индекса NASDAQ или рейтинга «Стэндард энд пурс», и я единственный, кто время от времени пытается освещать несколько более… скажем так, трагичные происшествия.
– Но ведь кто-то должен это делать?
– Возможно, ты права, Мирен. В любом случае это хорошая новость. И… не беспокойся о задании. У тебя еще есть время написать статью об утечке, как у других.
– Киру пока не нашли. Мое расследование пока не завершено, профессор. Я могу представить доклад, который охватывает развитие событий до этого момента, но предстоит еще много работы.
– Отлично, Мирен. Лучшее качество журналиста, который ведет расследование, – упорство. Я всегда это говорил. С этим нужно родиться, это нельзя развить. Любознательность – вот что нас определяет, это желание расставить все по своим местам, как бы трудно это ни было.
– Я знаю. Ты всегда повторяешь это на занятиях.
– Это единственное, что стоит запомнить. В этой работе больше страсти, чем таланта, больше настойчивости и усилий, чем гениальности. Конечно, это полезные качества, но если тема тебя захватила, ты не сможешь отказаться от нее, пока не выяснишь правду.
– А правда заключается в том, что Киру до сих пор не нашли.
– Именно, – подтвердил он.
Я заметила, что Шмоер говорил как-то странно. Его голос дрожал, но я списала это на плохую передачу звука.
Повесив трубку, я вернулась в здание суда с брецелем для Пола. Он показался мне неплохим парнем – типичный клерк, на которого никто не обращает внимания, и мне было немного жаль, что он томится в архиве в одиночестве. Выпечку я купила в сетевой уличной палатке, и Пол поблагодарил меня улыбкой.
– Ты меня избалуешь, – сказал мужчина радостно. Он все так же сидел за столиком у входа, и я попросила его об одолжении, прежде чем снова нырнуть в ту полную мерзости комнату.
– Можешь мне помочь отыскать кое-что? – Я сделала жалобное лицо.
– Конечно, без проблем. У меня особо нет дел, кроме как разобрать всю эту кучу бумаг, но это потерпит.
Я улыбнулась и положила на стол газету с лицом Дж. Ф. на всю обложку:
– Можно ли как-то разыскать его дело в реестре сексуальных преступников?
– Если он совершил преступление в штате Нью-Йорк, то должен быть здесь.
– А ты поможешь мне найти его?
– Как его зовут?
– Не знаю. Если верить статье, это Дж. Ф. и ему вынесли приговор двадцать шесть лет назад.
– Я посмотрю.
– Спасибо, Пол.
– Пожалуйста.
Мы вместе вошли в комнату с делами, и я продолжила с того места, на котором остановилась. Пол начал перебирать коробки из семидесятых годов. В какой-то момент он спросил меня, почему я ищу в девяностых, на что пришлось дать пространный ответ и продолжить откладывать досье в сторону после просмотра фотографий. После случившегося годом ранее мне стало трудно оставаться наедине с незнакомыми мужчинами, я перестала доверять им, и содержимое этих коробок отнюдь не облегчало мои внутренние страхи. Теперь, когда Пол открывал коробки и просматривал их содержимое на столе, мне было не по себе.
Вскоре послышался крик:
– Нашел! Вот он! Джеймс Фостер. Дж. Ф. Обвинен в сексуальных отношениях с несовершеннолетней по обоюдному согласию в 1972 году.
– По обоюдному согласию?
– Ммм, похоже на то. Потерпевшей было… Где это указывают?
– В графе «возраст потерпевшей», – с серьезным видом подсказала я.
– Ах да. Семнадцать. А ему тогда было… восемнадцать.
– Что? Это какая-то ошибка…
– Он женат и живет в Дайкер-Хайтс с женой и двумя детьми, двенадцати и тринадцати лет.
– Ты уверен, что это он? Дайкер-Хайтс?
Пол протянул мне досье. Это был один и тот же человек. Обычный мужчина, если рассматривать фотографию. Но трудно судить о таком по внешнему виду. Он производил впечатление хорошего отца, не казался опасным и не имел истории жестокого обращения с детьми. Но все написанное не имело значения. Такие люди хорошо скрываются. Это их главное умение. Среди них есть судьи, врачи, полицейские, учителя и священники, и их фасад настолько безупречен, что не вызывает ни малейшего подозрения, пока их не поймают с поличным. И даже если поймают, их нормальность обескураживала на допросах. Все это было просто омерзительно.
– Какие-то дополнительные сведения?
– Не по закону Меган. В этой комнате можно ознакомиться только с кратким содержанием дела и приговором, то есть с тем, что будет доступно в цифровом формате.
– А ты не можешь раздобыть полное досье?
– Боюсь, нет. Это закрытая информация, доступная только адвокату и… ну, в общем, государству.
– Ладно.
– Тебе нужно что-то еще?
– Побыть в одиночестве, – бросила я с натянутой улыбкой. Мои слова застали Пола врасплох. Я ощутила укол вины. Его присутствие меня немного напрягало, и я перегнула палку. Он уже выходил из комнаты с недовольным видом, когда я крикнула:
– Большое спасибо, Пол. Прости.
Его губы дернулись, и он исчез в коридоре, оставив меня одну. В окружении горы коробок я чувствовала себя ужасно.
Я вернулась к досье девяностых годов. Закончив перебирать содержимое коробок, я переставляла их на другую сторону стола. Потом они вернутся на свои обычные места и будут и дальше собирать пыль на полках. Здесь были досье жестоких насильников, тех, кто мастурбировал на публике, худших преступников, но всех их объединяло одно: это были мужчины всех социальных слоев и любых национальностей. Я очень устала и уже собиралась закончить и вернуться на следующий день, когда в голове вспышкой пронесся образ самой темной ночи в моей жизни. Лицо на снимке нельзя было ни с кем спутать. Это было единственное неизгладимое воспоминание о тех минутах. Передо мной лежало досье одного из мужчин, изнасиловавших меня в прошлом году.
Глава 21
Удивительно, как бежит время, когда ты хочешь, чтобы оно замерло, и как медленно оно тянется, когда тебе нужно, чтобы оно