Шрифт:
Закладка:
— …Поднять лейку, что вы уронили.
Лейку Макмёрфи держит в другой руке. Сестра дышит, как астматичка, и берет у него лейку.
— Спасибо. Спокойной ночи, спокойной ночи.
И захлопывает дверь перед остальными пациентами — обойдутся без таблеток. В палате Макмёрфи бросает таблетку мне на кровать.
— Хочешь свой леденец, Вождь?
Я качаю головой, и он смахивает таблетку, словно клопа. Таблетка скачет по полу, как игровая фишка. Макмёрфи начинает раздеваться. Под рабочими штанами у него черные как сажа трусы с белыми китами с красными глазами. Заметив, что я смотрю на них, он усмехается.
— Студентка одна дала, Вождь, из Орегона, с литературного, — он щелкает резинкой. — Сказала, потому, что я для нее символ.
Руки, шея и лицо у него загорели и покрыты курчавым рыжим волосом. На мощных плечах наколки: на одном «Боевые ошейники[10]» и дьявол с красным глазом, рогами и винтовкой М-1; на другом карточный веер — тузы и восьмерки — очерчивает мышцу. Макмёрфи кладет скатанную одежду на тумбочку рядом со мной и взбивает подушку. Кровать ему дали рядом с моей.
Он забирается в постель и говорит, что мне тоже пора на боковую, потому что сюда идет один черный сверкать своим фонариком. Я оглядываюсь, вижу идущего к нам Гинера, сбрасываю туфли и забираюсь в постель. Гивер подходит и привязывает меня простыней к кровати. Закончив со мной, окидывает взглядом палату, хихикает и гасит свет.
Не считая рассыпанного в коридоре белого света из сестринской будки, в палате темно. Я различаю очертания Макмёрфи, он дышит ровно и глубоко, одеяло на нем поднимается и опадает. Дыхание его постепенно замедляется, и я думаю, что он заснул. Потом слышу мягкий, горловой звук, словно конь всхрапнул. Макмёрфи еще не спит и посмеивается чему-то.
А потом шепчет:
— Ну ты и подскочил, Вождь, как я сказал, что этот енот на подходе. А мне вроде говорили, ты глухой.
7
Впервые за долгое-долгое время я ложусь без этой красной таблетки (если спрячусь, чтобы уклониться от приема, ночная сестра с пятном пошлет за мной Гивера, и он поймает меня фонариком, а сестра вколет снотворное), поэтому, когда мимо проходит черный с фонариком, притворяюсь спящим.
Если принял красную таблетку, ты не просто засыпаешь; тебя парализует сном, и ты проспишь всю ночь, что бы вокруг ни творилось. Вот зачем мне дают эти таблетки; на старом месте я просыпался по ночам и видел, как измываются над спящими пациентами.
Лежу тихо и замедляю дыхание, а сам жду, что дальше будет. Темно, хоть глаз выколи, и слышно, как черные шастают в каучуковых туфлях; два раза заглянули в палату и всех обвели фонариком. Лежу с закрытыми глазами и не сплю. Слышу, сверху кто-то голосит, в беспокойном: лу-лу-лу-у-у — вживили кому-то приемник кодовых сигналов.
— Эх, пивка, пожалуй, перед долгой ночью, — шепчет один черный другому, и каучук скрипит к сестринской будке, где стоит холодильник. — Пива не хошь, родинка сладенькая? Ночь-то долгая.
Тип сверху умолкает. Низкий гул машин в стенах становится все тише, пока не сходит на нет. Ни звука во всей больнице, кроме приглушенного, мягкого рокота где-то в недрах здания, которого я раньше никогда не замечал, — очень похожего на звук, какой слышишь, когда стоишь среди ночи на верхней площадке большой гидроэлектростанции на плотине. Низкая, неуемная, зверская сила.
Толстый черный стоит в коридоре, я его вижу, смотрит кругом и хихикает. Идет к нашей двери, медленно, засунув влажные серые ладони под мышки. Свет из сестринской будки бросает его тень — огромную как слон — на нашу стену, но по мере его приближения тень уменьшается. Он заглядывает к нам, опять хихикает, открывает электрический щиток у двери и сует туда руку.
— Знач-так, детки, спите крепко.
Поворачивает рукоятку, и весь пол едет вниз от двери, где он стоит, в глубь здания, как платформа в зерновом элеваторе!
Все на месте, только пол палаты опускается, и мы удаляемся со страшной скоростью — кровати, тумбочки, все вообще — от двери, и стен, и окон отделения. Агрегаты — наверно, зубчатые рельсы по всем углам шахты — смазаны так, что не слышно ни звука. Слышу только, как ребята дышат и как рокот машин под нами нарастает по мере того, как мы опускаемся. Свет из двери палаты в пяти сотнях ярдов сверху превратился в точку, бросающую мутный отсвет на прямоугольные стены шахты. Свет все меркнет, и вдруг по шахте разносится эхо далекого крика — «Не подходи!» — и тут же темнеет.
Пол достигает некой твердой точки глубоко под землей, и останавливается с мягким толчком. Тьма кромешная, а я так крепко привязан к кровати, что пустить шептуна не могу. Я пытаюсь ослабить простыню, и пол начинает скользить вперед с легкой дрожью. Слышу под ним какие-то ролики. А дыхания ребят не слышу и вдруг догадываюсь: это оттого, что рокот незаметно стал таким громким, что заглушает все вокруг. Мы должны быть в самом его центре. Я ковыряю эту чертову простыню, которой привязан, и вот-вот ослаблю ее, как вдруг целая стена поднимается, открывая огромный цех, заставленный бесконечными рядами машин, вдоль которых семенят по мосткам потные мужчины, голые по пояс, с пустыми, сонными лицами в отсветах огня из сотен доменных печей.
Все это — все, что я вижу, — выглядит, как я и думал по звукам: как нутро огромной гидроэлектростанции. Толстенные медные трубы уходят наверх, в темноту. Провода бегут к невидимым трансформаторам. Все покрывают смазка и нагар: муфты, моторы и генераторы, красные и черные как сажа.
Все рабочие двигаются в равномерном пружинистом темпе, текуче так. Никто не суетится. Кто-нибудь задержится на секунду — повернет регулятор, нажмет кнопку, дернет за рычаг, и белый всполох из коммутатора, словно молния, осветит ему пол-лица — и взбегает по крутым ступенькам на рифленые железные мостки. Слышно, как рабочие на бегу задевают друг друга влажными боками, словно лосось бьёт хвостом по воде. Снова кто-нибудь задержится, извлечет молнию из коммутатора и побежит дальше. Рабочие мелькают повсюду, докуда глаз хватает, со своими сонными кукольными лицами, в свете электрических всполохов.
У одного рабочего на бегу закрываются глаза, и он падает ничком; двое других подхватывают его и швыряют через перила в доменную печь. Из печи вырывается огненный шар,
