Серьезные внешнеполитические перемены неумолимо должны были отразиться и на внутриполитическом курсе. 13 апреля 1946 г. состоялось знаменательное заседание Политбюро, на котором, кроме кадровых передвижений, Сталин обратил внимание и на обстановку в идеологической сфере, выразив свое недовольство ее состоянием; Жданову и Александрову было поручено разработать план мероприятий по оживлению «идеологического фронта».

На том же заседании было решено «создать при Управлении пропаганды ЦК ВКП(б) газету, основной задачей которой должна явиться критика недостатков в различных областях идеологической работы: критические разборы газет, журналов, кинофильмов, театральных постановок, литературных произведений и т. д.»[216]. Название для газеты было выбрано достаточно нейтральное – «Культура и жизнь»[217]. Редактором газеты был назначен глава Управления пропаганды и агитации Г. Ф. Александров. Первоначально выход газеты планировался на 17 мая 1946 г. (тиражом 100 тыс. экземпляров), однако проект пробного номера датирован только 25 мая 1946 г., и 1 июня он был представлен Сталину, Жданову, Г. М. Попову и Н. С. Патоличеву. В свет первый номер газеты вышел 28 июня 1946 г., а постановлением Оргбюро ЦК от 26 июля 1946 г. тираж ее был увеличен вдвое – до 200 тыс. экземпляров[218].

Газета готовилась долго и кропотливо. Заведующий отделом информации «Правды» Л.К Бронтман записал 16 мая 1946 г. в дневнике:

«ЦК решил издавать новую газету (газету для газет) “Культура и жизнь” (газета Управления пропаганды). Первый номер делают уже недели три. Вышло три пробных номера-варианта. Все переделали. Сегодня закончили четвертый вариант. Секретари ЦК уже видели. Завтра-послезавтра покажут Хозяину. Редактор – Александров»[219].

Употребленная формулировка «газета для газет» вполне отражает задачи нового печатного органа, сила воздействия которого оказалась столь внушительной, что газету окрестили «Александровским централом»[220]. Было очевидным, что «Культура и жизнь» выполняет роль политинформатора и является точкой зрения ЦК, недаром Д. Б. Кабалевский, выступая позднее на совещании деятелей советской музыки, говорил: «Мы не привыкли рассматривать точки зрения, высказанные в “Культуре и жизни”, как точки зрения дискуссионные»[221]. Л. К. Бронтман писал о газете 21 августа 1946 г.: «Крепкая, резкая. Выходит раз в декаду. Писатели и артисты боятся ее страшно»[222].

Кроме создания газеты разрабатывался план мер по улучшению работы в области агитации и пропаганды; с этой целью в Управлении пропаганды и агитации было созвано специальное совещание, на котором 18 апреля 1946 г. Жданов начал свое выступление следующими словами:

«Товарищи, нам предстоит доложить в Центральный комитет план мероприятий о значительном улучшении работы в области агитации и пропаганды и по укреплению аппарата агитационно-пропагандистской работы. ‹…› Все композиции плана должны исходить из указаний товарища Сталина, которые были даны в связи с поручением о плане. А указания товарища Сталина исходят из признания работы в области идеологии как работы, имеющей серьезные недостатки и серьезные провалы. Товарищ Сталин предложил все мероприятия по улучшению построить исходя именно из признания характеристики состояния работы как работы, страдающей крупными недостатками.

Основной вопрос, который сейчас должен пронизать всю композицию плана, заключается в значительном укреплении партийного руководства различными областями идеологии, ибо совершенно очевидно самотеком этих недостатков не исправишь и указания товарища Сталина исходят из того, что лечение недостатков на идеологическом фронте должно идти отсюда сверху, из аппарата ЦК. Отсюда необходимость усиления руководящего влияния партии на все отрасли идеологической работы…»[223]

Первым серьезным вопросом, который был поднят Сталиным на заседании 18 апреля, был вопрос о литературно-художественных журналах: Сталин долгие годы читал их почти все, притом внимательно, высказывая свои суждения. А потому первое направление усилий аппарата ЦК было определено:

«Товарищ Сталин дал очень резкую критику нашим толстым журналам, причем он поставил вопрос насчет того, что наши толстые журналы, может быть, даже следует уменьшить. Это связано с тем, что мы не можем обеспечить того, чтобы они все велись на должном уровне. Товарищ Сталин назвал как самый худший из толстых журналов “Новый мир”, за ним идет сразу “Звезда”. Относительно лучшим или самым лучшим товарищ Сталин считает журнал “Знамя”, затем “Октябрь”, “Звезда”, “Новый мир”. Товарищ Сталин указывал, что для всех четырех журналов не хватает талантливых произведений ‹…›.

Что касается критики, то товарищ Сталин дал такую оценку, что никакой критики у нас нет, а те критики, которые существуют, они являются критиками на попечении у тех писателей, которых они обслуживают, рептилии критики по дружбе. ‹…›

Товарищ Сталин поставил вопрос о художественной литературе, о состоянии таких участков, как кино, театр, искусство, художественная литература. Товарищ Сталин поставил вопрос о том, что эту критику мы должны организовать отсюда – из Управления пропаганды, т. е. Управление пропаганды и должно стать ведущим органом, который должен поставить дело литературной критики. Поэтому тов. Сталин поставил вопрос о том, что нам нужна объективная, независимая от писателя критика, т. е. критика, которую может организовать только Управление пропаганды, объективная критика не взирая на лица, не пристрастная, поскольку тов. Сталин прямо говорил, что наша теперешняя критика является пристрастной»[224].

Поскольку за выполнение этих пожеланий Сталина взялся сам Жданов, то результат был практически гарантирован. Позднее Д. Т. Шепилов с некоторым пафосом вспоминал:

«В осуществлении указаний Сталина Жданов был очень требователен и пунктуален. Но что за человек был сам Жданов, как он мыслил, как с ним работалось? Жданов принадлежал к тому замечательному поколению русской революционной интеллигенции, которое отдало всю свою кровь – каплю за каплей, все пламя своей души великому делу развития социалистического общества и торжеству идей марксизма-ленинизма во всемирном масштабе.

Как партийному лидеру ему приходилось заниматься самыми разными вопросами ‹…›. Но была сфера, соприкасаясь с которой Жданов буквально преображался, становился одержимым, с вдохновенным горением искал ответы на мучившие его вопросы. Это была сфера идеологии: вопросы марксистско-ленинской теории, художественной литературы, театра, живописи, музыки, кино и т. д.

Андрей Александрович Жданов был разносторонне образованным марксистом. Причем марксизм он, как и все интеллигенты – старые большевики, изучал не по шпаргалкам и цитатническим хрестоматиям. Он обогащал свой ум марксистской теорией постоянно и капитально, по первоисточникам. ‹…› Жданов мастерски обладал способностью пользоваться законами и категориями марксистской диалектики для освещения, анатомирования и обобщения самых различных явлений духовной жизни.

Меня всегда очень привлекали манера и метод работы Жданова над сложными идеологическими проблемами. Он никогда не ждал от Агитпропа ЦК и своих помощников готовых речей для себя или высиженных ими проектов решений по подготавливаемому вопросу. Он сам всесторонне изучал назревшую проблему, внимательно выслушивал ученых, писателей, музыкантов, сведущих в данном вопросе, сопоставлял разные точки зрения, старался представить себе всю историю вопроса, систематизировал относящиеся к делу высказывания